- Будьте добры, назовите имя и фамилию клиента.
- Швецова Галина.
- Кем приходитесь?
- Сын.
Длинный светлый коридор. Слева и справа - белые двери с нумерацией. Медсестра остановилась напротив двери с номером четырнадцать. Символично.
- Сюда, пожалуйста.
Я коротко улыбнулся и взялся за ручку. Сделал вдох и решительно распахнул дверь.
По центру стояла высокая кровать. Стены комнаты выкрашены в белую краску, мебель из светлого дерева, высокий холодильник, большое пластиковое окно. На столе - электрический чайник, чашка, блюдце. На стене - большой телевизионный экран.
На кровати спала женщина. Темные волосы растрепались из хвоста, руки сложены на белом одеяле. На правой руке - катетер. При моем появлении женщина открыла глаза.
- Здравствуйте, - улыбнулась она и не дождавшись от меня ответа, спросила, - Вы ко мне?
Я кивнул.
- Ну, я в этом ничего не понимаю. Вот доченька придет, поговорите с ней, - снова подарила она мне улыбку.
- Доченька? - заикаясь от волнения, переспросил я.
- Да, да. Дочка моя. Она уже взрослая, умная девочка. Все понимает.
Я смотрел на женщину, не в силах отвести глаза. Моя мать. Абсолютно чужой человек.
- А, разве у вас нет сына? Персонал сказал, что у вас есть сын, - зачем-то соврал я.
- Врут. Нет сына, - покачала головой женщина.
Я сделал шаг назад и уперся в дверь.
- Извините, - только и смог выговорить и поспешно вышел.
Я застыл в коридоре, уставившись на белую дверь.Реальность оказалась ужаснее, чем я предполагал. Моя мать меня действительно не помнит. Когда отец сказал, что у нее проблемы, я решил, она забыла мое лицо. Неудивительно - мы пять лет не виделись. Я достал телефон и набрал номер отца.
- Да, сынок, - раздался в динамике его голос.
- Пап, я не могу. Это бессмысленно.
- Ты про мать? Все так плохо?
- Хуже не придумать. Она даже не знает, что у нее есть сын. Она уверена, что у нее дочь!
В трубке послышался его тяжелый вздох.
- Я знаю. Но поверь мне, так надо. Постарайся еще раз.
Я нажал отбой и опустился на диван. Уронил голову в руки, не зная, что делать дальше. Уйти? Это выглядит самым разумным. Но что, если отец прав? Что, если однажды я пожалею о своей поспешности? Так и не решившись, я просидел еще полчаса. А потом встал и пошел по коридору. Не сегодня. Возможно, завтра или послезавтра.
***
Двенадцать лет назад в этот день шел дождь. Я хорошо это помню, так как не взял в школу зонт. Моих одноклассников забирали родители. Я же считал себя слишком взрослым, и настоял, чтобы приходить домой самостоятельно. Мне всего-то требовалось пересечь пару дворов, так что родители легко согласились, тем более, что я каждый день носился по этим дворам и знал их, как свои пять пальцев. А также большинство тех, кто жил в этих домах.
Но в тот день я начал жалеть о своей самостоятельности, едва прозвенел последний звонок. Я помню, как стоял на крыльце школы, не решаясь выйти под ливень. Дело было даже не во мне: если я намокну, то ничего страшного. А вот учебники в матерчатом рюкзаке могли не пережить наше водное приключение. Я мог рассчитывать только на себя, но у меня не было ничего подходящего. Оставалось надеяться, что дождь скоро закончится. Черные тучи затянули все небо, насколько хватало глаз. Шквальный ветер бросал холодные капли мне в лицо, отчего я был мокрый через пять минут. “Стихия, такую погоду называют стихия, - думал я, - над чем рыдает небо?” За спиной хлопнула дверь, а через несколько секунд на мое плечо опустилась рука.
- Эй, Рома, ты чего тут стоишь? - Спросил Павлик, один из моих одноклассников, пожалуй, самый толковый среди остальных парней. Он перегнулся через перила, ныряя головой под дождь, замахал руками и крикнул изо всех сил: - Мам, я здесь!
На соседнем крыльце обернулась женщина, отчего зонт в ее руке смешно подпрыгнул. Увидев Павлика, она стала спускаться, торопясь поскорее к нам.
- Слушай, а ты далеко живешь? - прищурил глаза Павлик.
- Не очень.
Подошла мама Павлика, обняла сына и поругала за то, что вылез под дождь.
- Мам, я сухой. Правда, сама потрогай.
Его мама потрепала мокрые волосы и сквозь улыбку согласилась, что сын нисколько не намок.
- Мам, мы же не торопимся?
- Есть немного, а что такое?
Я нахмурился, подозревая худшее. Я вовсе не хотел, чтобы меня провожали. С любой проблемой я должен был справляться сам, иначе мне казалось, что я не вырос; ввожу в заблуждение себя и окружающих. Конечно, в семь лет я не мог четко сформулировать эту мысль, но ощущал ее так сильно, что мною овладел страх.