Голос Бориса Аркадьевича отвлек Вальку от размышлений.
— Ладно, слезай.
— Так не отмыл же еще! — удивленно молвил Валька.
— И не надо. Не дело фотомастера это — с тряпками по лестницам скакать. Сейчас приедут люди, приберутся. Да и вообще, наведут марафет.
— Какие еще люди?
— Сам сейчас увидишь, — усмехнувшись, ответил Кранц.
Вскоре возле бывшей фотомастерской остановился «Рафик». На нем прибыла бригада реальных рабочих в синих спецовках. Один из них — вроде как прораб — быстро распределил своих людей по объекту. Застучали молотки. Запахло краской. Двое шустрых работяг сходу привели в подобающий вид вывеску, после чего занялись дверью. Вскоре на месте разбитого стекла появилось новое — зеркальное.
— Ого! — присвистнул Валька, увидев в нем свое отражение.
— А прочное? — поинтересовался Кранц.
Один из рабочих с улыбкой протянул ему молоток:
— Бейте.
— Да ну… — заулыбался старик.
— Бейте, бейте, — настаивал рабочий.
Однако Борис Аркадьевич сказал серьезно:
— И ударил бы, сынок, попроси ты меня об этом, к примеру, еще вчера. Теперь же просто рука не поднимется. Свое!
Валька вдруг спохватился:
— А фотоаппарат, дядь Борь?
— Какой фотоаппарат? — не понял тот.
— Ну, который вы мне дали для обучения.
— Тот древний «Зенит», что ли? — с усмешкой уточнил старик. — Оставь его себе, Валюх. Пусть это будет подарком тебе. На память о твоем первом дне в качестве честного кооператора.
— Да, этот денек трудно будет забыть! — сказал Валька, хрустнув попавшим под подошву ботинка осколком. — Только не пойму я что-то, дядь Борь. Один фотоаппарат останется у меня, другой у вас свистнули. Чем работать-то будем?
Кранц, продолжая улыбаться, поманил Вальку за собой внутрь салона.
— Гляди, — сказал он ему, кивая на осиротевшую треногу.
Валька бросил на нее лишь один короткий взгляд, а когда вновь взглянул на старика, в руках у того возник, словно по волшебству, новенький фотоаппарат.
— «Кэнон», — понизив голос, с благоговением произнес старик, после чего торжественно водрузил его на треногу, на место исчезнувшего «Зенита».
Помещение, отныне принадлежащее кооперативу фотографа Кранца, к полудню уже было не узнать. Оно преобразилось почти как по мановению волшебной палочки. Стены удивительным образом выровнялись с помощью загадочного бежевого покрытия, под потолком холла возникла лампа с регулирующимся светом. Появились удобные кожаные кресла для посетителей, дополнительные зеркала.
Руководивший рабочими в синих спецовках мужчина, белозубо улыбаясь, осведомился у Бориса Аркадьевича:
— Ну? Вроде все. Вас устраивает?
Кранц, пробежав глазами по углам фотозала, тоже улыбнулся.
— Вполне пристойно, господа. Спасибо!
— Это было не трудно, — проговорил прораб, после чего вместе со своими рабочими покинул салон.
Борис Аркадьевич еще раз обвел довольным взглядом помещение и поинтересовался у своего стажера:
— Ну, как тебе?
— Обалдеть, дядь Борь… — ответил тот, до сих пор, с момента завершения утренней баталии, будто пребывавший в некоторой прострации. — А что это за люди такие были? — спросил он, кивая на отъезжающий «Рафик» за окном.
— Тоже кооператоры, Валюх, — пояснил Кранц. — Вот времечко-то настало! Еще год назад такой ремонт затянули бы на год. Теперь же, глянь, всего несколько часов работы — и ты как в заграницу перенесся.
— И во сколько вам обошелся этот перенос, дядь Борь?
Тот загадочно улыбнулся.
— Не твоя забота, вьюноша! Но отрабатывать этот ремонт нам с тобой придется не один день. Ты как, все прочитал в моей книжке о цинкографии?
— Да… Вроде как прочитал. Не все понял, правда, но интересно. И знаете, дядь Борь, какой мне сон потом приснился?
— Ну?
— Я будто себя в будущем увидел. Сижу я себе в точно такой же вишневой «девятке», в какой ваш Пахом со своими пацанами прикатили. А вокруг меня, как бабочки, деньги бумажные кружатся: рубли, трешки, доллары американские, как я понял…
Валька прервал рассказ из-за того, что дядя Боря ни с того ни сего вдруг закашлялся.
— Чего? — насторожился Валька. — Думаете, дядь Борь, деньги к чему-то плохому снятся?
— Кхе-кхе… Не знаю… Кхе-кхе… — с трудом заговорил Кранц. — Я обычный фотограф… кхе-кхе… а не толкователь сновидений. Но вот что машина такая же, как у Пахома, тебе приснилась, это я могу сказать тебе к чему. Почти уверен — скоро такая же и у тебя будет.