- Слушай, – я остановился и повернулся к нему, - а как ты меня нашел то?
- Я то? – Одноглазый закрутил крышку фляги и уставил на меня голубой глаз. – Я силки пришел ставить.
Он показал на моток бечевки на поясе.
- А тут ты несешься.
- А больше с тобой никого не было? – тут меня обожгла внезапная мысль, что кто-нибудь еще мог видеть, как я бегал от кабанов.
- Мне помощники не нужны, - сухо ответил Одноглазый и обогнал меня на тропинке, - давай, пошевеливайся.
Всю дорогу я смотрел в широкую сутулую спину Одноглазого, придумывал, какой бы задать вопрос, чтобы он ответил нормально, понятными словами. И уже у самой стоянки, когда завоняло дымом от костров и навстречу нам выбежали собаки, придумал:
- Айди – это что?
Одноглазый остановился, потому что здесь наши пути расходились: ему в его логово вниз, за рябинник, а мне прямо, к вечернему собранию.
- Идентификационный номер.
Черт. Неправильный вопрос.
- А что надо было делать то?
- Когда?
- Ну, с колхозниками этими.
- Как что. Убить. И забрать оружие. – Тут он сплюнул под ноги и посмотрел на меня строго: - Ты, Инч, выброси эту дрянь. Найдут – выгонят, я ваши порядки знаю. – и пошел себе.
В председательской юрте есть лаз. Если на вечернее собрание опаздываешь и входишь в дверь, все это дело запомнят, а лучше всех – Председательша. Может и похлебки не дать потом. Так что мальчишки, если замешкаются, всегда через лаз проходят. Как раз за спиной председателя, под торе. Взрослый туда не пролезет, но я то мелкий. В этот раз получилось, хотя я чуть не заорал, когда жердь проехала по моей раненой лопатке. Уже стихи читали. Еле успел. Погрозил там мелкоте, которая меня увидела, встал на коленки – и бух в войлок. Как-будто так и было. Поднимаю голову – Рыжая с той стороны на меня смотрит.
Председатель отложил книгу, всем поклонился и сказал:
- Завтра пойдем к Капи.
Все загомонили, вот же неожиданность, приятный сюрприз. Хотя мы всегда на Капи зимуем. А здесь уже почти месяц торчим. Надоело. Так что я тоже был рад.
Рыжая со своей миской протолкалась ко мне.
- Откуда шишка?
- Упал.
- Почему опоздал?
- Заблудился.
- Где?
Я поднял глаза и натолкнулся на взгляд Зебы. Вид у него был такой, как-будто тухлятину проглотил, сейчас блеванет.
- Инч, - Рыжая потянулась рукой к моему виску.
- Не трогай. – я оттолкнул ее руку, опрокинул остатки похлебки в рот и встал, - просто ездил с Элией. Хотел силки посмотреть.
Но она уже обиделась:
- Все ты врешь. Правильно Зеба про тебя говорит, - это она специально сказала.
- Ну, ему виднее. Вам обоим.
В тепле юрты оттаяли все ушибы, сегодняшние и вчерашние, и ругаться совсем не хотелось.
- Завтра рано вставать, - сообщил я ей и, стараясь шагать ровно и бодро, выскочил на воздух. Зебы нигде не было видно, и я захромал к жегитерской юрте, надеясь завалиться тряпьем в своем углу до его возвращения.
В жегитерской юрте парни живут с 13 лет, пока не женятся. Такое правило установил Председатель. А я там жил всегда, сколько себя помню, потому что - потому. Ну, как – жил. Места там, когда все собираются, только чтобы лечь головой к стенке, ногами к очагу, накрыться овчиной и спать. Каждый знает свою жердь, под которой хранятся его личные вещи, и лучше не пытаться занять чужое место. Всего у юрты 24 жерди, которые сходятся в середине в специальное окошко, куда дым вылетает. Вот, и нас обычно было двадцать или чуть больше. От двери по кругу самое лучшее место считается пятое или шестое, потому что не так душно, как напротив двери, но и не замерзнешь. У меня было – седьмое. Та мой ящик жестяной стоял, из-под посылки, а в нем - ерунда всякая. Ну, точило, сухари, асыки.
Когда я зашел, в юрте были только Элия и мелкие, и я сразу заметил, как они отошли от моего места. А Элия подшивал конский чресседельник и за ними не следил. Они засуетились, занялись очагом, на меня не смотрели. Эти мелкие шестерили на Зебу, и не мне их винить за это. Ладно.
- На Капи выходим завтра, слышал? – Элия кивнул и перегрыз зубами нитку. – Устал я чего-то, - сказал я в сторону шестерок, – Спать буду. - Элия снова кивнул.