Председатель наш имел слабость к флажкам и вымпелам, по-другому – тамгам. У него самого их было три: тамга Атамекена, тамга Верховного в Чертогах и его личная тамга. Флажками и вымпелами, которые шила Председательша, он награждал отдельных людей и юрты. Все должны были эти флажки беречь и таскать с собой.
Если эти сволочи задевали куда-то нашу жегитерскую тряпку и решили свалить на меня, неприятностей не оберешься. Из колхоза за это, допустим, не выгонят, навру что-нибудь жалостливое, но наливать из общего котла не будут неделю, как минимум.
Сначала я хотел плюнуть и никуда не ходить. Но без лошади надо было проситься к кому-нибудь на телегу, а кроме как к Рыжей и ее семье, некуда. Она мне давно махала, только я вроде как занят был. Посмотрел я на них - на козлах папаша сидел, почти что член правления, до того авторитетный, что смотрел только вперед, на лошадиный хвост. Мамаша под навесом тряслась, руки растопырила, добро обхватив, так и сверлила меня взглядом. Не одобряла, видно, дочкин выбор. Я бы и сам не одобрил. И три тамги наградные у них над облучком мокнут. Совсем я скис, но потом сообразил, что если пойду назад, то будет удобный случай проехаться с Одноглазым и снова расспросить его про гар-нитуру. В конце концов, пистолет то он у меня отобрал! Значит, кое-чем обязан.
Зря я пошел, конечно. Вроде бы, тащились еле-еле, а оказалось, отъехали от старой стоянки километров двадцать. Пешком под дождем идти не весело. Смеркалось, и я стал опасаться, что пропущу Одноглазого. Кто его знает, вдруг он захочет срезать или наоборот, крюк даст.
Дороги настоящей в степи не было, только след от обоза – месиво от колес и копыт, идти неудобно. Кругом никаких деревьев – поля да холмы, кое-где почерневшие колючки и голые кусты. Поэтому я удивился, что он подобрался ко мне так близко. Сначала думал, показалось. Легкая тень скользнула справа – я оглянулся – вроде ничего.
Потом с другой стороны. И вдруг он выпрыгнул передо мной, как черт из коробки. Волк. Здоровенный, острые уши, длинные тонкие ноги, как палки. Я завертел головой, ожидая увидеть остальных, мне даже показалось, что я слышу высокий загоновый вой, но никого не было. Волк был один. Шерсть на нем стояла торчком, капли скатывались по ней, хорошая шкура, теплая, должно быть.
- Кыш, - крикнул я, – пошел!
Я пожалел, что остался без стрелялки, но была же еще рогатка. Я заложил шарик и натянул резину, волк как-будто догадался и отпрыгнул в сторону, черный, на черной земле, он сразу пропал.
Рогатку я убирать не стал, и прибавил шагу. Странный волк. Может, это разведчик. Сейчас остальные подтянутся. Я заставил себя не бежать, потому что моя намокшая телогрейка весила, наверное, центнер. В таком я долго не побегаю, надо беречь силы. «Где же Одноглазый?» - я прислушивался, и в шелесте дождя мне все мерещился скрип колес и хлопанье навеса над телегой. Только ничего не было впереди.
Когда я в следующий раз обернулся, волк шел за мной. Встретился со мной взглядом и остановился. На бешеного не похож, но ведет себя неправильно. Я пошел вперед – он тоже затрусил своей невесомой походкой, на прямых лапах. Я встал – встал и он. Может, это ручной волк? Почему он не нападает?
Так мы шли, наверное, с полчаса. Быстро стемнело. Элия дал мне фонарь – ценная вещь, есть только у конюхов. Он, вообще-то, отговаривал меня идти – жаль, я не послушался. Без фонаря дорогу вообще не разглядеть, только на ощупь. Оглянулся, посветил на волка, тот зажмурился, но не ушел из круга света. Как есть бешеный. Или с ума сошел от старости. Луч высветил седые подпалины у него на морде.
С фонарем Одноглазый точно меня не пропустит. Я почему-то успокоился и неожиданно для самого себя запел: «Знаешь ли ты, вдоль ночных дорог…»
Это было ошибкой. Потому что волк прыгнул.
Глава 5. Переход
- Что с тобой случилось?
- Я сам не понял.
Я действительно не понимал, что случилось. Волк толкнул меня лапами в спину, и я упал. Лежал в грязи, носом вниз, в одном кулаке рогатка, в другом фонарь. Ничего не происходило. Я чувствовал, что он стоит на мне – твердые подушки лап уперлись как раз в раненую лопатку. Надо было выворачиваться, доставать нож, драться. Хотя, можно считать, я уже мертв. Он должен перекусить мне шею, раз – и теплая кровь заливает фонарь, все окрашивается красным, прощай, Инч, счастливчик.
Я почувствовал, как он наклоняет голову и дышит мне прямо в затылок, в то место, где ямка. Потом что-то кольнуло кожу – легонько, как волчий ус. Если завести руку назад, то можно попробовать сдернуть его за ногу. Или за что придется. От укола по шее побежало приятное тепло, или, вроде как, ток. Странное чувство, глаза открыты, жирно поблескивают комья грязи в свете фонаря, и сквозь них плывут другие картинки, чужие, я не понимал, что они значат. И вдруг я услышал тонкий стрекот маленьких железных крыльев. Мир качнулся, я был над человеком на земле, а потом снова – внизу, дождь барабанил по ватнику, волк оттолкнулся лапами – и исчез.