- Не будет. А если и будет, тебя он не касается.
- Я дура что ли? – оскалилась Рыжая.
«Да уж не семи пядей», - подумал я, но ей ничего не сказал, обглодал хрящ и допил остывшую юшку.
За глухим войлочным пологом оказалось так много воздуха, что я задохнулся. Постоял, привыкая, втягивал его носом осторожно, боясь обжечься. К ноябрю мы всегда уходили на юг, но не слишком далеко, до межи маренов, которые пришлых не жаловали. Так что зимовали со снегом. Я поднял голову и увидел, как зарождаясь из ничего, из черноты, на меня несутся белые хлопья. Посмотрел вниз – на потемневшей палой листве ни следа белого, как будто они таяли еще на подлете, от земляного тепла.
«Каждый в самости своей мал, и преходящ, и конечен».
- Ну, двигай, - Зеба, вышедший следом, налетел на меня и легко отставил в сторону, - до настоящего бурана надо быть в роще.
Поехали на двух больших длинных телегах, запряженных лошадками попарно. Во время кочевки на этих телегах мы перевозим юрты и всякое барахло. Лошадки хорошие, тебенькуют не хуже овец, и сообразительные, как собаки, но телеги тащат медленно. На одну свалили байки, на другой поехали сами. Байки нужны для дела, а бензин для них добывать трудно, так что к магистрали мы их всегда привозим на телегах. Если аккуратно все сделать, то одной заправки хватает на три или четыре посылки.
На дне были свалены маскхалаты, так что я вытянулся на них и снова стал смотреть на снег. Кроме Зебы и Рыжей, которая правила первой телегой, с нами были еще загонщики, братья Зингеры, те еще придурки. Тиму было уже двадцать четыре и он недавно женился, так что по правилам не должен был ехать с нами, но Макс сказал, что «Тим ок».
Зеба переспросил «Ок?», а Тим покивал. Вот и все обсуждение. Им нравилось быть загонщиками, хотя хуже работы не придумаешь. Потому что на самом деле не они загоняли, а их. Когда мы пойдем к магистрали, задача загонщиков – вызвать дронов на себя. Мне даже думать про такое неприятно. А они ничего, горланят «Знаешь ли ты» и хохочут. Вообще-то это традиция такая – весело ехать за посылкой, чтобы отпугнуть неудачу.
Мы тащились по степи часа три, и снег становился гуще. Рыжая хорошо чувствовала местность, за это ее и взяли, временами поднималась на козлах, как суслик, и нюхала воздух. Вроде бы вокруг было темно, но не черно, видно солнце где-то там, за горизонтом, подсвечивало тучи снизу красным. Но скоро и это прошло. Когда мы перевалили за холм и спустились в рощу, вокруг остались только склизкие и холодные, как покойники, ближние стволы буков, а за ними – ничего.
Здесь не было снега, вернее он оставался наверху, на ветвях, а мох был еще теплым и темным. Потом между стволов начало светлеть – это мы добрались до поля вокруг Фермы, а оно уже все было покрыто снегом. Пока мы разгружали байки и надевали маскхалаты, Рыжая, уцепившись за ствол последнего на краю поля бука, как зачарованная разглядывала всю картину. В первый раз это всегда производит впечатление.
Посреди огромного ровного поля полыхал костер. Это светились в ночи розово-голубым светом стеклянные крыши теплиц. Сейчас по ним проходили волны, потому что снег накапливался и соскальзывал, подтаивая, обрушивался куда-то вниз, нам было не видно за высокой бетонной стеной. Прожектора на стене освещали ближайшую часть поля и каждую опору эстакады, уходившую за холмы длинной святящейся змеей. Вот это и была Магистраль.
Когда я увидел ее в первый раз, я слов таких, «теплицы», «эстакада» не знал и решил, что передо мной те самые сияющие чертоги, про которые есть в книжке Председателя. Где ангелы дожидаются тех, кто прошел тропу до конца, чтобы их наградить. Вкусным, сочным помидором, клубникой или персиковым компотом. Хотя это было немножко нелогично – воровать призы у ангелов. Вечно я думаю не то, что надо. Потом Одноглазый объяснил мне про стеклянные крыши, прожекторы и все такое. Но каждый раз после варева мамаши Председательши, вонючей юрты и длинного унылого перегона в темноте, теплицы сияли как чертоги, пусть ангелов внутри никаких и нет, одни машины. И дроны.
Зеба передал мне бинокль, и я нашел дверцу высоко в стене, ту самую, из которой начиналась магистраль. Пару минут я смотрел на нее, снег валил все сильнее, я скорее угадывал черный прямоугольник там, где заметил его вначале. Вдруг над дверью загорелся огонек.