Но хотя бы добежать до входа в подземелье я должен был успеть, потому что спускались они медленно, тормозили, их байки были слишком тяжелыми и неповоротливыми, а я мчался что было сил. Когда до норы оставалось всего метров пятьдесят, я обернулся. Они неслись по площади, как пули, и над каждым была зеленая полоска и буквы.
«Так они не настоящие!»
У самого входа подвернулась ржавая, в ошметках голубой краски машина, я прижался к ее боку и стянул с себя гарнитуру. Бах! Первый из черных налетел на меня и ударил длинной пикой так, что я согнулся пополам и влетел в нору спиной вперед, проехал по гладкому наклонному полу и врезался в каменный столб. В светящемся квадратном проеме показался черный силуэт и издевательски взревел движок.
Я пополз вглубь, мучительно всматриваясь в полумрак в поисках укрытия. Преследователь вкатился следом, и я увидел, как круг желтого света не спеша шарит туда-сюда, выхватывая надписи на стенах, непонятные знаки, пыльные крыши машин. Ищет меня.
Я полз, стараясь не греметь своим барахлом, угадывая его направление и кидаясь в противоположную сторону. Я так старался быть пониже и не поднимать головы, что влетел лбом в стену, аж искры из глаз посыпались. Но это была не стена, а какой-то шкаф. Недолго думая, я забрался в него, вытянулся, вжался, как мог, закрыл за собой железную дверцу и стал смотреть сквозь прорезь. Байкер мотался по подземному залу, дергал ручку, чтобы мотор завывал на холостых, скрежетал копьем об пол и борта машин и что-то издевательски приговаривал, вроде «кис-кис» или «цып-цып».
У меня полно недостатков, но никто в Атамекене не скажет, что Инч – тупой. Я быстро соображаю. Если над тем, что видишь – полоска, это – не настоящее. В гарнитуре ты видишь и то и другое, а без нее – только то, что есть. Я вижу байкеров, значит, они есть. Но у них полоски, как будто их нет. Что это значит? И что теперь делать?
Я не успел додумать, а руки сами уже приладили линзу. Мне нужен был совет, а кто еще его даст?
В подземелье просветлело, и загорелся силуэт человека с копьем, с зеленой полоской. Четыре силуэта, но один мигал красным, потому что был ближе. Совсем близко.
Он издал победный клич от дальней стены и метнул копье, так что железный наконечник вонзился в щель двери прямо около моего левого уха. Я выскочил из шкафа и побежал. Обогнул две или три колонны, перепрыгнул пару машин – это его задерживало, или он не торопился.
- Что мне делать?
- Вы не можете находиться в локации двадцать два, у вас недостаточно опыта.
Вот спасибо. Мудро, а главное - вовремя.
Я выскочил из подземелья и оказался внутри башни, на узорчатом помосте, который плавной спиралью поднимался вверх. По левую руку от меня были небольшие прозрачные комнаты-соты, а справа ничего не было, там росло дерево, одно громадное дерево посреди колодца. Обстановка так себе. Кругом стекло или осколки стекла. Все прозрачное. Спрятаться негде. И дорога одна, довольно узкая дорога, чтобы два байка разъехались, попутно разрезав одного колхозника пополам. Следом за мной выкатился тот, в шлеме, и я бросился бежать по изогнутому коридору. Еще трое присоединились к погоне, но как и когда – не знаю.
Вообще все, что было потом, я помню урывками и не по порядку. Хорошо помню, как жарко было в телогрейке, стучало в висках, шапка наползала на глаза и воняло бензином. Еще я хромал, потому что потерял унты, когда прыгнул на дерево. Перелез по веткам на другую сторону. Видел огромную картинку на стене – баба в синем блестящем платье, как в заброшенном городе, только с волосами. Сбил одного своей битой, но подоспели остальные, он вскочил на байк товарища, а его собственный полетел вниз, ломая сучья, и где-то внизу полыхнуло. Еще застрял в комнате с игрушечными лошадками. Еще пару раз метнул топор и попал.
После этого я вроде оказался в белой камере без окон с белыми чашами и маленькими белыми загородками, а в ручки дверей вставил биту. Там были зеркала. Я в жизни ни одного целого зеркала не видел, осколки только, а тут целая стена, и в ней отражался босой колхозник, который снимает портянку, засовывает один конец в бутылку с горючкой и достает зажигалку. Двери трясутся, бита выскакивает, в комнату вваливаются трое на двух байках, а четвертый наезжает сзади, они застревают в дверях – и колхозник кидает бутылку с горящей тряпкой. Бахнуло.