А мы сначала сколотили навес, а потом, после долгих споров, собрали из коробок домик и прорезали в нем окна. Я был за юрту, хотя бы из синих пластиковых мешков, но Мао меня переспорил. Он сказал, что в окна удобнее следить, не подбирается ли к нам Ва-тян или дроны. Это была правда, и пару раз я удачно выстрелил в Ва-тян хлебным мякишем, отбил охоту шпионить. А от дронов мы повесили занавески из тряпок. Занавески. С копунами вроде Мао всегда так, не успеешь оглянуться, а ты уже сидишь в избе и жуешь какую-то зелень вместо мяса.
Тот случай с крысой очень его расстроил, и он решил перед ними извиниться. Перед крысами. Весь день собирал в отдельную коробку всякие лакомые, по его представлениям, куски, вроде сырной пиццы, или сушеных бананов, а перед сном эту коробку поставил у нашего порога. Сначала я поинтересовался, зачем это крысы придут к нему жрать из коробки, если вся свалка по ночам в их распоряжении. Потом пообещал ему, что, когда угощенья не будет, крысы отгрызут ему пальцы вместе с галошами. Он, конечно, мои слова оставил без внимания. Я хотел дождаться, посмотреть, как он будет извиняться, но крысы задерживались, и я заснул.
На следующую ночь все повторилось, и так целую неделю этот копун кормил крыс. Пока какая-то неблагодарная крыса не цапнула его за руку. Он замотал руку тряпкой, а я весь день над ним издевался и говорил, что крысы очень даже любят есть живое, и он своими бананами их только раззадорил. Вечером Мао опять выставил коробку. Я достал рогатку и сказал, что сейчас отважу этих тварей от дома. Мао покачал головой:
- Она не нарочно. Я думаю, это из-за желтушки.
- При чем тут желтушка?
Как всегда, с паузами на каждом слове, этот дурак мне рассказал, что с крысами у него дружба, они едят с рук и вообще скачут по нему и резвятся, и приводят своих детей полюбоваться на нашего Мао и пожрать бананов, вот только вчера одна из них унюхала желтушку и укусила его.
- Может, они ее не любят, - сказал Мао. – Я сегодня руки помыл.
Что было дальше, я видел собственными глазами.
На полу, на жестянке из-под краски, горела свечка с ароматом дыни. На свалке такого добра навалом, нужно только, чтобы огонь не был виден камерам с башни. В кружке света у порога сидел по-турецки Мао, сложив руки на своих мосластых коленях. На пороге стояла коробка со всякой фруктовой чепухой.
Первая черная крыса с седой полосой по спине, как у бобра, понюхала коробку, поднялась на задние лапы и стала водить носом, глядя прямо на Мао. Потом нагло вошла, волоча за собой длинный голый хвост, и села справа от него, как у себя дома. А потом одна за другой потянулись крысы разных цветов и размеров, и каждая волокла в зубах кусок пластика, микросхему или другой хлам, складывала перед Мао и отступала в сторонку. Их было штук тридцать, и мне показалось, что в домике стало тесновато. Хотелось, конечно, стрельнуть из рогатки в того жирного бобра, который изображал Председателя, но мне стало интересно.
Мао поднял что-то из кучи, которую они натащили, поднес к свече и покачал головой.
Крыса-Председатель тоже привстала на лапах и посмотрела. Я вдруг догадался что сплю и вижу сон. Тогда я закрыл глаза во сне и перевернулся на другой бок.
Утром меня разбудил Мао.
- Нам нужны пакетики.
- Какие пакетики?
- Пакетики для желтушки.
Короче говоря, крысы притащили к нам в избу кучу деталей с желтушкой – двадцать восемь грамм, как выяснилось потом. И это была желтушка, которую не видели ни камеры, ни дроны. Никто не посчитал ее, мы могли делать с ней, что хотим.
Так и пошло – Мао крысам бананы, крысы ему – желтушку.
А мы стали отдавать ее Личу, потому что больше всего на Свалке Личу нравились звездочки. Одну звездочку дают за полграмма желтушки, и чтобы красоваться на доске, надо этой желтушки добывать много.
- Тот, кто соберет пятьдесят звездочек за месяц, получает одно свидание на стене, кто соберет сто – свидание в башне, - продолжала распинаться мисс Луэлла. Она это каждый день говорила, и все знали, что собрать сто звездочек невозможно. Да и пятьдесят тоже. Но, судя по горящим глазам отбросов, им хотелось в это верить. Мораль на сто очков.