Сегодня мисс Луэлла прооралась быстро и отправила всех на работу. Поплыла к себе, но в дверях будки задержалась.
- Эй, Красавчик! – это она мне. – Зайди в кабинет. И ты, Монах, тоже.
Я сразу понял, в чем дело. Семь звездочек – слишком много, дурак Лич не удержался, и нас спалили.
Глава 2. Лич Без мозга
А в системе желтушка выглядит, как мерцание. Если долго смотреть на нее, не снимая линзу, то постепенно меркнут кучи мусора и небо в тучах над ними, расплывается земля в радужных корках, целлофановое перекати-поле перестает шуршать, бубнеж отбросов, не поделивших микросхемы, тает, тает, все удаляется и исчезает, и остается оно – мерцание, все ближе, все глубже, там движение, скольжение, кружение, звезды, галактики, бесконечная красота – дзынь!
Система дает сигнал, и подъезжает танчик, подлетает дрон, подбегают друзья отбросы, тебя выдергивают из транса, снимают гарнитуру, дают ножик и пакетик – скреби, счастливчик. Целых два грамма, вот удача.
Я проверил, что будет, если не выдернут. Ничего. Ты просто так и будешь сидеть – час, два, а может быть, так и помрешь в прострации, с желтушкой в руках. Совершенно никчемная штука. Мао сказал, это потому, что она не для нас. Она для искинов, хотя нельзя это слово произносить, оно – стигматизирующее. Нужно говорить «Интеллект», а лучше вообще про него не говорить, он все слышит. Ну, демарунам то давно все ясно, земля для искинов, а наша задача – дружно взяться за руки и отправиться в другие миры. То есть, помереть. Книга Председателя мне нравилась больше, если сравнивать.
У всех отбросов были гарнитуры, и когда они не сортировали мусор, они играли. Вернее, делали это одновременно. На том первом утреннем построении я увидел их во всей красе – целый отряд мелких сатанистов, у каждого линза в глазу и голова набок, потому что они слушали голос в ухе. И пока мисс Луэлла отвлеклась на нас с Мао, они начали разбредаться, сталкиваясь друг с другом и поводя руками, как черепахи, если их перевернуть. Мао как-то сказал, что они несчастные. А по мне, так обычные мелкие придурки на всем готовом, только и делают, что грызутся между собой или ищут, как бы от дела откосить. Посмотрел бы я на них в жегитерской.
Нас они не замечали, как и те, кого Мао видел на арене.
Через три дня на свалке я подкараулил Лича у пластиковой секции и сказал:
- Нужен совет.
Лич боролся с игрушечным великаном, глаза он ему выдрал, а теперь заглядывал внутрь через дырки – там что-то было. Сидел на груде уже распотрошенных игрушек. В его коробке для микросхем было негусто. Я стоял, дожидаясь ответа, и рассматривал титановую заплатку у него на голове. Вокруг нее жесткие русые кудряшки стояли дыбом.
- Мешаешь, - наконец сказал Лич и посмотрел на меня сквозь линзу, прищурив круглый карий глаз.
- Что делать, если айди аннулируется? И это… Игровое тело уничтожено?
Лич открыл глаз.
- У тебя же нет айди. Ты колхозник. – он тут же вернулся к великану и ожесточенно его потряс. В голове у того зашуршало.
Лич ненавидел смотреть людям в лицо. И когда на него смотрели – тоже.
- У меня был. Мне одолжили, - сказал я и сунул ему под нос свою гарнитуру. – Это можно исправить?
Любопытство победило, и Лич взял гарнитуру. Оценивающе повертел в руках, снял свою линзу и одел мою.
- Там черный мужик с молнией, - предупредил я.
- Хых, - презрительно хмыкнул Лич – колхозник.
Чтобы отогнать желание пнуть мелкого придурка, я стал смотреть вдаль – между категориями C и В. Толстый мальчик прополз на четвереньках между двумя кучами, собирая что-то невидимое с земли, врезался в танчик, танчик гуднул, мальчик встал и нехотя потянул из ближайшей кучи длинную бумажную ленту. Как всегда невовремя, пришла мысль: «Они глупее колхозников и даже не понимают этого. Они психи. И ты снова хочешь одеть гарнитуру, чтобы стать таким же?» Я не стану таким же. Просто без айди и гарнитуры в башню мне не попасть, это точно. Я это понял в первый же вечер на свалке.
В восемь тридцать вечера толстые железные ворота в стене разъехались в стороны. Стал виден проход, почти тоннель, и на том конце появились гвардейцы. «Гвардейцы, гвардейцы», - начали шептаться отбросы. Ничего такие, Председателю бы понравились. В темной, то ли серой, то ли пыльной чешуе, в тяжело гремящих, будто железных ботинках. Через каждый метр в тоннеле – решетка, и перед каждой они останавливались и ждали, пока красный луч не посветит им в линзу. Три такие решетки отодвинулись, гвардейцы забухали своими сапогами по жесткой корке свалки, которая под их натиском превращалась в пыль и взвивалась маленькими радужными фонтанчиками. Их было двое, хотя казалось – целый легион, как в Книге. Они зашли в будку Луэллы.