Снег взорвался под колесами байка, это дроны, упустившие братьев, издалека полоснули по мне, меняя курс. Я свой шарик уже выпустил и спрыгнул с байка, оттолкнув его подальше. Я надеялся, что байк им покажется интереснее меня в белом маскхалате. Хотя, возможно, дроны смотрят по-другому.
Да, по-другому. Двое крыло к крылу качнулись в мою сторону, не обратив внимания на бесполезный тарахтящий байк. Из рощи орали и метали фаеры, но это было слишком далеко, вне зоны дронов. У них ограниченный периметр, и они никогда нас не преследовали. И тут мой дрон – тот, в который я стрелял, тот, что поймал меня первым, короче, практически родственник, - повел себя странно. Не соврал Одноглазый. Дрон завыл и начал раскручиваться, как дохлая крыса на веревочке, разгоняясь от невидимого притягивающего центра. Я скакал по полю, чудом ускользая от трассирующих пуль, и внезапно понял, как все это гармонично расположено. Вот я – мишень для этих двух, они словно привязаны ко мне зоной поражения, я смещаюсь еще немного вправо, и двое попадают в центрифугу третьего, все просто.
Я так не думал, я вообще не думал, я просто увидел это целиком, это вошло в меня, как огромный, сладкий, целый персик из жестяной банки, сразу – и я метнулся, туда, куда показала мне картинка, плюхнулся плашмя на живот, приложился челюстью о мерзлый ком земли так, что зазвенело и накрыл голову руками.
Рвануло как десять фаеров. Вокруг меня запрыгали осколки и завоняло горелым пластиком. Я приподнял голову. Четвертый, сыто покачиваясь, поднимался вверх, к открывшемуся летку. Испугался, сука, - подумал я, но знал, что это неправда. Дроны это дроны. Он не собирался меня убивать. Он убил кого-то другого – там, у второй опоры, - и возвращался на базу. Все было кончено. До следующей посылки.
Глава 2. Посылка
Люди из Башен не ходят по нашей земле. В детстве я думал, что они вообще не ходят. Может, и ног у них нет, и не люди они вовсе. Многорожденцы, создания сатаны и темные твари из книги Председателя должны, как и положено чудищам, иметь щупальца, жвала и ложноножки и передвигаться исключительно ползком. Как-то мне приснилась парочка чудищ женского пола, щупальца у них были похожи на живой подол длинного платья, мы видели такое в заброшенном городе.
В этом городе было много чего странного, а полезного маловато, потому что через него проходили кочевки трех колхозов и за годы мы выгребли все подчистую. Вредные, сатанинские вещи председатели стащили на площадь и сожгли, там до сих пор воняло пластиком и горелой резиной. Ну, вот, платье. Синее, в блестках, было одето на лысую куклу в окне. Она сидела на стуле, раскинув длинные ноги по сторонам, а подол свешивался посредине, радужно переливаясь, и смотрела на улицу сверху вниз полузакрытыми глазами. Прямо на нас с Аликом, чумазых колхозят, так и застывших посреди улицы с большим эмалированным ведром, доверху заполненным битым стеклом. Не помню, зачем тогда было велено собирать стекло. Председатель сказал, что это манекен, у многорожденцев их полно. И сидит она так в назидание. Жизнь в городе была грешная, глупая и потому закончилась, урок всем колхозам. Нам с Аликом платье показалось красивым. Да и манекен тоже, хоть и лысый.
Видно, за такие неправильные детские мысли Верховный из чертогов наслал на меня в ту же ночь кошмар – две синие кольмарихи с до ужаса голыми сиськами манили меня и пели дивными голосами, а потом сбросили с башни, во сне похожей на обычную водокачку, , и я летел вниз, в зеленую долину долго, долго. Ветер пружинил у меня под животом, и я надеялся уже спланировать, как дрон, но снизу сверкнул очками Председатель, и я разбился вдребезги. Мне тогда было девять.
В тот же год мы подобрали Одноглазого, он лежал на отмелях лицом вниз, а когда его перевернули, решили, что он совсем мертвый, потому что половины лица у него не было, только почерневшее обугленное мясо. Но он остался жив, и Председатель сказал: «змея лишилась жала». Многие были против того, чтобы он остался. Потому что хотя он и выглядел как обычный мужик в лохмотьях без половины лица, он был из Башен. Но Председатель объяснил, что Одноглазый очищен и «аще». Председатель умел убеждать.
Короче, с тех пор я уже знал, что в Башнях – люди, а не чудища, хотя и довольно странные, судя по Одноглазому. Но больше ни одного не видел, до того момента, как остался один в поле под Магистралью.