- Помоги, - обернулся я.
Мао смотрел на меня и его глаза стали как две плошки.
- Гете-демарун, - сказал я, - ты хочешь отправиться в другие миры или нет? – сорок секунд.
- Проводник, – прошептал он, - Fuhrer.
- Wer zu Lebzeit gut auf Erden, wird nach dem Tod ein Engel warden, да, бери ее за ноги.
- Den Blick gen Himmel fragst du dann - warum man sie nicht sehen kann, - откликнулся он и послушно зашел с другого конца Луэллы, похожей теперь на огромный бутерброд в фирменной упаковке. Их вечно выбрасывают даже не распечатанными.
Еще двадцать секунд ушло на то, чтобы утрамбовать этот хотдог в стеклянную будку. Она не уместилась вся в белое пластиковое корыто, но стекла в будке были непрозрачные, вроде как в морозных узорах. Я закрыл дверцу и оценил результат – если не присматриваться, торчащую часть можно принять за синюю губку.
Мы поставили на место стол и стул. Я подобрал ее гарнитуру и сунул в карман. Восемьдесят. Пнул сработавшую магнитную гранату под кровать. Огляделся.
- Черт. Куда девать гравикат?
Несколько секунд я бестолково метался – под кровать он не влезет, в кабинке Луэлла, пока Мао не показал мне на еще одну дверь. Это был шкаф, там висели какие-то крашеные перья, длинные шарфы в райских цветах и приспособления для ног – никто в здравом уме не назвал бы эти штуки ботинками, и все воняло удушающе сладко. Загнали туда гравикат, и в последние секунды выскочили на крыльцо и захлопнули за собой дверь. Солнце светило невыносимо ярко.
Под навесом, где Ва-Тян взвешивала микросхемы, никого не было. В первые пару часов после утреннего построения, пока никто не набрал хлам, ей нечего было делать, и она шныряла по свалке, рылась в кучах категории D или подслушивала разговоры.
- Вот что. – Я протянул Мао коробку из сваленных под навесом. – Иди в избу и по дороге набери микросхем.
Он опять смотрел на меня, как сова. Нельзя отправлять его одного.
- Ладно, пошли.
Тут меня качнуло и я начал оседать в пыль. Сердце колотилось как бешеное, виски леденил холодный пот, и что-то острое как нож Одноглазого вонзалось мне в мозжечок снова и снова. «Не хочу, - ныло во мне что-то маленькое, - поди прочь, чертова кукла», - но лысая кукла в синем платье склонилась на до мной, поцеловала меня, вошла в мою голову и растворилась в бесконечно отражающихся друг в друге витринах. Я разлепил глаза.
Мао обмахивал меня пустой коробкой.
- Он ушел? – спросил он, напряженно следя за моим лицом.
- Кто? – я поднялся, танчик тревожно гуднул и объехал нас.
- Fuhrer.
- Дурак ты.
Все же Одноглазый был прав. Ведет или нет, но сейчас стрекоза снова спряталась, а расхлебывать все что она натворила придется нам с Мао. Но почему именно Луэллу и именно сейчас? Ладно, об этом я подумаю потом. Сейчас важно перехватить Ва-тян и заморочить ей голову. Тогда мы получим отсрочку. Я посмотрел в небо. Двенадцать часов. До тех пор, пока не придут гвардейцы в железных сапогах.
- Инч, нам надо бежать, - сказал Мао, в несколько больших шагов обгоняя меня и преграждая дорогу.
- Это как же? – я наклонил голову и шел вперед, а Мао пятился и смотрел на меня сверху вниз.
- Сядем в вагонетку и вернемся назад.
- На завод?
- Уйдем в степь.
- Днем?
- Спрячемся до заката.
- Мешаешь, - сказал я совсем как Лич Безмозга, полез в карман и нашел свою гарнитуру. – Одел бы лучше.
За двести желтушки я вошел в систему как Монк, парень, на которого в один непрекрасный день обрушилась груда металлических болванок, и получил все его 1500 очков за хорошее поведение и победы над крысами, коробку с их хвостами и боевой шар.
Вот бывает одолжишь у кого-нибудь нож, или сбрую, и думаешь потом про хозяина, что он за человек, и почему нож тупой, почему заклепки поотвалились и зашито кое-как. Этот Монк, чей конец тропы оказался как-раз между категориями А и В, судя по одолженному айди был до того жалким и смешным уродцем, что даже становилось грустно.