- Это мусор, - Мао заглянул в один из ящиков, - категория E.
Он еще посмотрел и добавил:
- Чепуха одна, даже колы нет.
Если они выбрасывают мусор и получают посылки, значит, они должны выходить. Есть же у них дверь. Мы присели за ящиками и стали ждать. Минут пятнадцать ничего не происходило, только во двор заглянула еще одна собака, но мы ее ошикали и она, не слишком напуганная, ушла.
Потом завыла сирена, так что стекла во всех четырех домах задрожали, и из квадратного пролома по магистрали покатилась тележка. Только не одна, а много сцепленных вместе как бусы на нитке. Они тащились и тащились над нашими головами, медленно, как обоз, а последняя отцепилась и плюхнулась на платформу. Остальные поехали дальше, и сирена в нашем дворе смолкла, а в соседних продолжала выть.
Тележка была куда больше посылки, и в боку у нее - ячейки, скоро стало ясно для чего. Из дома повалили граждане. То есть, было их не так уж много, а если посчитать, сколько в доме окон, так и всего ничего – человек пятнадцать. Они выходили один за другим, как добавленные крысы, не сталкиваясь друг с другом, и действовали как эти самые крысы, одинаково. Сначала, не глядя, закидывали в ящики перед нами черные мешки с мусором. Ни один не обратил на нас внимания. Сомневаюсь, что они вообще соображали, что делают. Потом подходили к тележке, приставляли перчатку к ячейке с номером, ячейка выскакивала, и они вынимали одинаковые синие коробки с красной полосой, разворачивались и уходили в дверь. Удивительно, что это были не системные крысы, а живые люди, все разные. Маленькая толстая тетка – длинная худая – старик с костылем – мужик в фартуке, я все ждал, когда они начнут повторяться, но нет. У них было одинаково отсутствующее выражение лица и неуверенная походка, как будто они шли по льду.
- Гете-демарун, - задумчиво прошептал Мао, - они как будто умерли.
Очередной лунатик скрылся в дверях и все закончилось – больше никто не выходил.
- Восемь минут до захода солнца.
Черт. Я упустил возможность, двери больше не откроются. Откуда я знал, что их окажется так мало? Мао смотрел на меня, я смотрел на вход. Прошло еще две минуты и дверь снова приоткрылась. Этот тип не был похож на крысу, вернее, очень похож, но на живую, не системную. Он выглянул в щелку и оглядел двор. Казалось, кончик его тонкого хрящеватого носа шевелится. Глаза перебегали с проулка на наш загон, на тележку и обратно. «Давай, выходи, не трусь». Он протиснулся в проем и встал на крыльце, придерживая дверь плечом, готовый в любую минуту порскнуть обратно. У него были большие острые уши и длинная кадыкастая шея, вытянутая вперед. Мао чем то зашуршал, и гражданин надолго замер на полусогнутых, прижимая правую руку к подмышке, а левую повесив вниз. Я заметил, что он непроизвольно скрючивает пальцы, как больная ворона. Наконец тип решился, отпустил дверь и сошел по ступенькам, не разгибая коленок. На нем были серые сползающие штаны и майка, точно такая же, как у Лича, с мышью. Только ему она была маловата. Он рванул к тележке неожиданно стремительным броском, выхватил коробку из ячейки и кинулся обратно. И тут увидел нас.
- Гете – демарун, - вежливо сказал Мао.
- Здрасьте, - сказал я.
У мужика на лбу проступила испарина, а уши вспыхнули фиолетовым огнем.
- Я все отдам, - сказал он звучным басом так громко, что сам испугался и покосился на окна, и добавил уже тише: – я все отдам на той неделе, вы же меня знаете.
Вспыхнули фонари на стенах, мгновенно залив двор синим светом, и снова завыла сирена. Надо было действовать – мы подхватили типа под локти и поставили на зеленый кружок. Он вертел головой и прижимал к груди коробку, но не сопротивлялся. Камера посветила ему в линзу, дверь открылась – и мы втроем ввалились внутрь. Щелкнул замок и стало тише, только мужик дышал часто, как кабан, и в груди у него что-то посвистывало.
- Сейчас у меня ничего нет, - сказал он гулким шепотом, повисая у нас на руках и все сильнее подгибая ноги, – только на той неделе.