А Шелагин, позер несчастный, прежде чем скрыться во дворце, повернулся и помахал рукой наблюдателям, которые отметили это восторженными криками.
— Ваши артефакты подзарядить надо будет при первой возможности, — предупредил я. — Им хорошо досталось.
— А автомобильным?
— Судя по датчикам, с десяток таких поездок они выдержат. Наполнены были под завязку, потрачено меньше десяти процентов. Они массивные, в отличие от ваших.
Шел я совсем рядом с ним, чуть ли не касаясь рукой, поэтому беседовали мы без напряжения. Отстал только на подходе к залу заседаний: туда пропускали по одному и могли случайно меня засечь. А так Павел Тимофеевич прошел через двери, а я просочился через стену, при этом мы спокойно продолжали беседовать.
— Да здравствует новый император! — проорал Дорофеев. — Павла Тимофеевича на трон!
Стаминского, который стоял практически вплотную к двери, знатно перекосило.
— Александр Петрович, — гаркнул он, — давайте не будем потворствовать нарушению закона!
— Какое нарушение? Исторически сложилось так, что император — тот, кого слушается реликвия. Слушается она Павла Тимофеевича, нравится вам это или нет. Напротив, если мы оставим императорский венец за вашим внуком — вот будет реальное нарушение.
— Вы извращаете смысл закона, — возмутился Стаминский.
— Хотите опротестовать мои права? — обратился к нему Шелагин. — Наверное, стоит взять на вооружение метод покойного Константина Николаевича с вызовом на дуэль сомневающихся в моем праве. Да, господа, признаю, реликвия выбрала меня. Она мне подчиняется, и она меня защищает, как выяснилось по дороге сюда. Последнее покушение было прямо на дворцовой площади. Не могу сказать, что мне жалко нападавших.
Он безо всякого смущения оглядел князей. Тишина стояла полнейшая, разве что Стаминский явственно скрипнул зубами. В этот раз репортеры в зал заседаний допущены не были. Наверняка такое указание дала Евгения Павловна, которой тоже пока не наблюдалось.
— Вы ее незаконно захватили, — наконец нашелся Стаминский.
— Я? Скорее это вы пытались ее незаконно удержать. Встает вопрос, почему она отказывалась признавать уже супруга вашей дочери. Не потому ли, что его кровь была не императорской?
— Да что вы говорите? — вскинулся Стаминский. — Рождающихся в императорской семье всегда тщательно проверяют.
— Да-да, лично Живетьева этим занималась, — насмешливо бросил Шелагин. — Поскольку саму Арину Ивановну уже не спросишь, сколько раз она прикрывала чужие грешки, вы можете нести все что угодно. И, кстати, что вы вообще здесь делаете? Это Совет князей, кем вы нынче не являетесь — так решила императорская реликвия.
— Или вы? — наставил на него палец Стаминский, как будто собирался расстрелять.
Не пальцем, конечно, а выпущенным заклинанием. Но бросаться заклинаниями он не рискнул — наверняка доложили о провале всех покушений.
— Для вас разницы нет, — пренебрежительно бросил Шелагин и прошел на то, место, что всегда занимал император, а не так давно пыталась узурпировать Евгения Павловна.
Возражений не последовало, даже Стаминский как-то сдулся после напоминания, что нынче его княжение под сомнением. Шелагин огляделся и как-то весело спросил:
— Господа, будем ли мы предоставлять право нахождения на Совете губернаторам? Вчера многие были резко против, но сегодня нас накрыли небольшие перемены.
— Оставили только лояльных себе, — прошипел Стаминский.
— Вы меня обвиняете? — надавил на него Шелагин.
— Что вы, я вами восхищаюсь. И предлагаю поставить на голосование, законно ли ваше владение реликвией.
— Я ею уже владею, — усмехнулся Шелагин. — И не вам сомневаться в законности моего владения. Ваши ликвидаторы сколько раз меня пытались за сегодня убить? Начиная с выезда на автомагистраль и заканчивая устроенным вами побоищем у Дворца. Пострадали непричастные люди. Кто-то за это должен ответить. И если уж говорить о законе, то ваше пребывание здесь незаконно, поскольку вчера решили, что на Совете место только для князей.
Стаминский аж задымился от злости, но страх перед императорской реликвией оказался проверенным средством против излишней болтливости. Павел Тимофеевич прекрасно справлялся и без моей помощи — уж в чем в чем, а в блефе он был искусен.
— Может, переголосуем? — без особой надежды предложил Стаминский.
— Может, и переголосуем, но без вас. Все, кто остались без поддержки реликвии, должны покинуть Совет и не влиять более на его решения.