— Только мы с Томочкой раскочегарились… Приходит муж, а мы в прямом эфире… Набрался от меня фразочек из будущего и втыкает куда не попадя… Некоторые интеллигентно просят уйти… А этот… Кричать, руками махать… А чего ими махать? Нужно жену почаще в кровати переворачивать. А то женщины со скуки чёрти на что готовы… Даже на метле полетать… Томочка в туалете закрылась, пережидать порыв ревности, а я вот попал под горячую руку… Мужёнёк этот — метр с кепкой, но залепил мне в прыжке. А я то уже учёный. Знаю, что мне ему телесные ну никак нельзя наносить… Был уже пару раз в отделении… Я его за грудки приподнял от пола и потряс для наглядности… Чтобы, так сказать, оценил силы сторон. Ну, писака и спёкся… Томочка рассказывала, что он Мастер. Премии Сталинские за всякие книги получает, а в стол пишет шедевры… Типа ГлавЛит всё равно завернёт, а то и выволочку с помощью кремлёвских писателей устроит…
— А как же Томочка в туалете? — спешу я свернуть Амосова со скользкой темы.
— А что Томочка? Да, любит он её. Простит… Ещё и прощения просить будет, что не уделял внимания. — Амосов оглядывает аудиторию слушателей и, открывшему от удивления рот Васечке, наставнически говорит, — Женщины — они такие…
Про цензуру в СССР много чего сказано. И то, что цензоры часто были малограмотными, и то, что «рубили» книги порой из личной мести… Но, цензуру отменить не вышло даже у ниспровергателя Хрущёва. Только он собрался дать волю «инженерам человеческих душ», как грянула выставка художников-авангардистов…
Досталось там всем на орехи и Хрущёв «пришедший дать волю» — волю не дал…
Амосов ушёл за пригласившим «на чай» Шуваловым. Васечка было дёрнулся, но посмотрев на меня, отказался от расширения сознания. А наши соседи начали рассказ о себе. Более молодой майор ВВС Александр Воронько кивнул на свой открытый русско-корейский словарь и проинформировал:
— После недельного отпуска на Дальний Восток. Буду ПВО там организовывать.
— А у нас тоже дружок, Лёва Булганин, туда уехал. — вклинивает Колобок.
— При беседе с малознакомыми людьми не нужно упоминать фамилии командированных военных. Это нужно понимать чётко, — учит нашего оболтуса майор.
— У нас такие же правила, — вступает в разговор второй сосед, почтенный Антон Карлович Вальтер, — Мне при знакомстве можно лишь упомянуть, что я завкафедры Физики атомного ядра ХАИ.
О, коллега.
— А зачем его изучать? — спрашивает лётчик, — Вроде выяснили из чего оно состоит. Ведь исследования больших денег стоят, а у нас вон пол-Харькова, как и Сталинград, в руинах…
— Так, то оно, так, — соглашается учёный, — Только если бы мы перед войной не научились расщеплять ядра на ускорителях, то мы бы одну нужную стране вещь ещё бы долго не сделали…
Мы с майором киваем, понимая о чём идёт речь.
Некоторые мои одногруппники из Технологического после института уехали в пятьдесят девятом в Москву к академику Алиханову. В семидесятом ребята получили Ленинскую премию за участие в создании протонного синхротрона. А я хоть и ушёл в спорт, но понятие о том, что такое коллайдер имею. Поэтому, когда Васечка с майором, услышав гитару у соседей, пошли на разведку, я осторожно спросил у товарища Вальтера:
— А частицы сталкиваются с неподвижной «мишенью»?
Удивлённый профессор встал и выглянул в коридор, проверяя не подслушивает ли кто.
— Ну, допустим… — обтекаемо ответил, как мне удалось прочесть его прозвище у студентов, «Маузер».
— А если пучки навстречу друг другу пустить? Получим более высокую кинетическую энергию.
Рисую в блокноте два круга со стрелками. Показываю учёному и рву бумагу с рисунком на мелкие кусочки…
Вернулся позёвывающий Васечка и протянул: