— Почему — не задают? — Не понял Марек.
— Слишком уж простенький вопрос. Сам бы мог догадаться.
Впервые я видела озадаченного Марека. Ответить-то он мог, но обнародовать этот ответ — нет. Я его понимала.
Мотивы своего поведения я, само собой, знала. У меня этот толстенький мальчишка с несчастным выражением на лице вызывал острую жалость. Находясь рядом с ним, я испытывала чувство, которые переживает устроенная во всех отношениях взрослая девочка по отношению к своему незадачливому младшему брату. Марек, похоже, тоже это понимал, но ни за что не признался бы в этом.
— А ты вправду психологией увлекаешься? — Спросила я, чтобы прервать это не в меру затянувшееся молчание.
— Я преподавал её.
С моей точки зрения, это было серьёзное заявление. Мне было известно, что способности суперов частенько используют в своих целях вполне серьёзные и солидные учреждения. Даже мне два раза предлагали штатную должность в НИИ биохимии. Папа строго-настрого запретил мне даже думать об этом.
— Котёнок, тебе чего не хватает? Денег? Известности? Чего-то ещё?
Себе я такие вопросы не задавала.
— Нет вроде бы…
— Вот поэтому сиди и не дёргайся. У тебя, Настёна, ещё всё впереди.
Частенько можно было видеть в какой-нибудь конторе или лаборатории пяти — шестилетнего малыша, на которого сначала все бегают смотреть, как на местную достопримечательность, потом привыкают; это не выходит за пределы нормы. Однако супер на преподавательской должности — явление крайне редкое, если не сказать больше. Психологию в школе не изучают, значит Марек преподавал, как минимум, в институте. Неминуемо возникали вопросы, извиняюсь за невольную тавтологию, психологического характера. Мало кто из взрослых согласились бы на то, чтобы их обучал ребёнок, пусть даже очень умный. А вот Мареку удалось пробиться на такую должность. А значит он не так прост, как это кажется на первый взгляд. За его глупенькой и, если совсем уж честно, малосимпатичной внешностью скрывается недюжинный ум. И эти фокусы с браслетом и карточкой не давали покоя, словно больной зуб.
Подружиться с этим парнем на всякий случай, что ли?
— Марек, а покажи какой-нибудь фокус.
— Я что тебе — фокусник?
— Я имею в виду, психологический.
— Нет.
— Ну, пожа-алуйста.
Таким жалобным голосом я могла упросить сделать всё что угодно папу. На Марека это тоже подействовало.
— Отвечай быстро, — сказал он. — Какого цвета холодильник?
— Белого.
— Что пьёт корова?
— Воду.
Марек надолго замолчал.
— И это всё? — С интересом осведомилась я.
— Всё, — мрачно ответил мальчик.
— А в чём соль?
— Ты ответила неправильно.
— Что же, по-твоему, может пить корова?
— Нет, так-то ты ответила правильно, но все обычно отвечают — молоко. А вот это уже неправильно.
Я даже остановилась.
— Ничего не понимаю.
Марек уже сам был не рад, что связался со мной.
— Это называется методом жёстких языковых штампов-ассоциаций. Мозг нормального человека, получив в короткий момент времени сумму ассоциаций «холодильник — белый — корова — пить», не может дать иного ответа, кроме как «молоко».
— Но я же ответила про воду?
— У тебя голова по-другому устроена.
— Теперь всё понятно. — После длительной паузы, чтобы не оказаться совсем уж невежливой, я сказала. — Здорово.
Притвориться у меня не получилось; при этих словах мой голос был такой, словно я думала ровно наоборот. Марек обижено засопел и отстал.
Вот как бывает. Просто так, ни за что ни про что, человека обидела. Тем более, того, с кем собиралась подружиться.
Откуда ему было знать про особенности моего мышления? Я и сама вообще-то про это забыла. Одно время я пыталась разобраться, почему ответы на многие психологические тесты у меня разняться с ответами прочих людей, неважно, суперов или нет. Я чувствовала небольшую разницу в психологических параметрах, но в чём именно состоит отличие — этого я уловить не могла. Перечитав множество литературы, я стала подозревать, что основное отличие моего мозга от мозга других людей — жёсткое структурирование данных. Сейчас я постараюсь объяснить попонятнее.
Как правило, люди, воспринимая информацию, просто «запоминают» её, то есть пытаются сохранить её, «наслаивая» на всё то, что уже имеется в голове. Из-за этого самые различные факты, выводы из них, даты, числа, имена, номера телефонов — всё это смешивается между собой настолько, что срабатывает предохранительный психический клапан: та информация, что была накоплена в период бодрствования, за ночь почти полностью стирается, остаётся только самое необходимое, а, зачастую, что-нибудь глупое и бесполезное. Представьте себе компьютер, все файлы в котором смешаны между собой без всякого подобия структуры. Пользоваться подобным механизмом почти невозможно. Голова среднестатистического человека напоминает именно вот такой горе-компьютер.
Главная особенность моей памяти состоит в том, что я никогда ничего не забываю. С самого детства (хотя, я и сейчас не очень взрослая)… скажу точнее: с того момента, как я себя помню, каждый факт, любую воспринимаемую информацию я оставляю в жёстко структурированной ячейке, включающей заголовок, ключевые слова и список таких же «ячеек», с которыми может быть связана искомая. Например, я узнаю, что Наполеон родился в 1769 году. Я не просто запоминаю данную дату. Я отыскиваю в памяти ячейку с заголовком «Наполеон» (заполненную, кстати сказать, не так полно, как мне этого хотелось бы), и оставляю дату его рождения там. Заодно заношу год в список ключевых слов. Интересно, а что там у нас в ячейке «1769»? О, да тут много всего! Окончание англо-майсурской войны, год рождения Аракчеева, получение Айркрайтом патента на прядильную машину, год рождения немецкого поэта и историка Арндта, первая архипелагская экспедиция русского флота…
Это по алфавиту.
И таких наименований — больше полутора сотен. Каждый факт имеет ссылочку к другой ячейке, там — десятки других подобных ссылок. Иногда, когда мне нечем заняться, я могу просто лежать с закрытыми глазами и путешествовать по памяти словно по Интернету. Иногда я забираюсь в такую глубину, что сама удивляюсь, каким образом, когда и — главное — для чего я всё это запоминала. Впрочем, особенно удивляться тут нечему — на самом деле всё очень просто и логично. Когда любому фактику, даже самому крохотному, отведено отдельное место, как можно его забыть?
Резюме: мало обладать головой, нужно уметь ею пользоваться.
Думаю, уже стало ясно, почему на вопрос Марека я ответила не так, как он этого ожидал. Для меня все перечисленные нашим доморощенным психологом слова лежали в разных семантических «ячейках» памяти, они не пересекались между собой ни в каких областях.
Через несколько минут у меня возникло подозрение, что мы заблудились. Мы шли уже довольно долго, Никита чаще оглядывался назад, чем смотрел вперёд, глаза его начали нехорошо бегать. Мне стало его жалко. Если кто-нибудь из ребят поймёт то же, что и я, парень окажется в луже. Да и мешок тяжёлый, такой лишних пару метров пронести — это уже проблема. А сколько мы зря пробегали?
Только я собралась утвердиться в своих подозрениях, прямо перед нами очутилась крохотная деревянная избушка. Я такие видела только в исторических фильмах. Стены были сложены из толстых, плотно подогнанных друг к другу брёвен, окна закрывались самыми настоящими ставнями, один из которых висел на одной петле. Экстерьер завершала тонкая коричневая от ржавчины труба. Никита, казалось, удивился этой избушке больше, чем все мы вместе взятые.
— Как в сказке! — Восхищённо воскликнула Марина. — Прямо избушка на курьих ножках! — И посмотрела на меня так, словно ожидала, что я вместе с ней разделю её радость.
Внутри оказалось сыро и темно. Единственное окно почти не давало света. Пахло чем-то затхлым. Потемневшие от постоянной сырости полы немилосердно скрипели. В одном углу стояла кровать, в другом — старый колченогий стол, какая-то тумбочка — это была вся обстановка.
Ребята затащили мешок с пленником и бросили около порога.
Никита даже потёр руки от удовольствия.
— Сначала нужно предупредить по поводу очков, — сказала Полина. — Если с меня сейчас эти идиотские баллы будут слетать с такой же скоростью, как и вчера, я до вечера не доучусь.