— Можно, смотри, что с тобой поделать. — Она встала с кресла, по-кошачьи грациозно потянулась, подошла ко мне, заглянула мне через плечо. — А что ты там пишешь?
— Составляю список вопросов к моему опросу. Даты рождения ребят нужно писать?
— Всё пиши. И даты рождения, и даты смерти, и имена всех родственников, и их даты рождения, адреса, имена собачек и кошек, сыновей и дочерей… Я потом сама разберусь, что мне нужно, что нет.
— Это ещё зачем?!
— Мне с ребятами пять лет учиться. Откуда я знаю, что мне завтра или послезавтра понадобится? Тем более, информация — это очень дорогое изделие, она никогда лишней не бывает.
— Считай, что ты меня убедила… Кстати, ты собаками никогда не занималась?
— Как ты узнала?! — Изумилась Полина. — Я тебе об этом никогда не говорила!
— Догадалась, — улыбнулась я одними губами.
Не рассказывать же мне, в конце концов, что анализировать порядок слов в предложениях меня научил Марек. Только заядлая собачница может в списке сначала поставить кошек и собачек, а потом сыновей и дочерей.
Все наши комнаты были пронумерованы. Я начала свой обход с той, на двери которой висела цифра «один» и вышла из неё через полтора часа. Тёзка Полины с фамилией Феоктистова и Илона Кравцова — обе дочерна загорелые, черноволосые, подвижные и очень-очень похожие друг на друга, словно две родные сестры, встретили меня так бурно, словно я была их самым близким родственником, который вчерашним вечером умер, а сегодняшним утром воскрес и теперь пришёл, чтобы сообщить про себя эту новость. Они напоили меня чаем с каким-то очень замысловатым домашним печеньем (мои домашние «пирожки» закончились ещё вчера), а потом так же осторожно, как Коля Белохвостиков, принялись меня расспрашивать, как давно мы — Никита, Полина и я — знаем друг друга
— Да что вы, сговорились, что ли! — Не выдержала я. — Мы все познакомились три дня назад!
Девочки переглянулись с таким видом, что сразу стало ясно: мои слова они не ставят ни в грош.
— Вообще-то я пришла задать вам пару вопросов, — сообщила я, решив, что пора, наконец, взять быка за рога. — Точнее, пятнадцать. Иванова досье на каждого составляет.
— Это ещё зачем? — Насторожилась Илона. Я отличала её от Полины Феоктистовой только по одежде.
Мне стало понятно, что им не понравилось слово «досье», которое я упомянула не совсем удачно. Немудрено, я бы от такого тоже вздрогнула.
— Было бы странно, если бы она, будучи главной нашего курса не знала, кем руководит.
— Руководит? Ну-ну, — бросила Полинина тёзка и отошла в сторону, давая понять, что тему развивать не намерена.
Это её последнее «ну-ну» мне очень не понравилось. Зачатки будущего бунта? При случае я решила намекнуть моей ненаглядной соседке, что не всё гладко и спокойно в датском королевстве. Или не стоит пока её волновать? Ладно, пройду всех ребят, а там видно будет.
Илона сначала принялась отвечать на вопросы, однако постепенно разговорилась, я едва успевала записывать, сколько у неё тётей и дядей, кто где живёт и кто чем занимается.
— Дядя Фред — это брат моей мамы, живёт на Цитрее, Жардэрроз 81-B, — рассказывала мне Илона. — Он художник. Я даже два раза к нему в гости ездила.
— Это не нужно… Говоришь, 81-B? — Я лихорадочно записывала.
— Ага. Когда мы у него были последний раз, он собирался жениться. Как тётеньку звали — из головы вылетело, только помню у неё комплекция, за три дня на граве не облетишь, а бегает как девочка. У неё ещё три сына, совсем взрослых…
— Про сыновей не нужно, — перебила я её. — У меня тетрадка скоро закончится.
Полина оказалась менее разговорчивой, ответила на пятнадцать вопросов, которые я ей предложила; но сверх этого не сказала ни слова.
Уже собираясь уходить, я вспомнила о просьбе Ивановой.
— Девчата! У меня для вас новости. Совсем недавно мы вычислили, что виртуал в «Штуке» у каждого — свой.
— Это как? — Нахмурилась Илона.
Полина тоже поглядывала на меня с недоверием.
Я, как могла, объяснила положение вещей. Девочки ошарашено переглядывались, но мне ничего не говорили. Устав ждать, я поднялась.
— Ладно, пойду я. У меня только один, самый последний вопрос: мы сегодня в читальном зале вместе были или нет?
— Иванова сама нас распустила, — ответила Илона. — И все тут же разбежались.
До этих слов я была полностью уверена, что из читального зала ушла я одна.
Забегая вперёд, могу сказать, что именно в читальном зале виртуалы ребят разделились окончательно. Если до читального зала кое-что совпадало, то слова Полины о том, что можно расходиться слышали абсолютно все и все тут же разбежались! Полина, считая, что держит все нити руководства в своих руках, оказалась в глупом одиночестве!
Выйдя из их комнаты, я взглянула на часы и ужаснулась. Если на каждую комнату тратить полтора часа, а комнат — двадцать, это сколько же мне времени нужно?!
В следующей комнате оказались мальчишки.
— Мне нужно заполнить анкету, — сразу заторопилась я, поздоровавшись. — Меня Иванова послала.
Один мальчишка меня даже не заметил, он находился в Интернет-кресле. Второй, светловолосый, круглолицый, остриженный почти налысо, настолько смутился, что даже не пригласил меня сесть.
Я села сама.
— Фамилия, имя, отчество, дата рождения, — прочитала я первый вопрос.
— Дронов Алексей Вячеславович, родился года в СевернойЛатинии 25 сентября 2584 года.
— У тебя там папа с мамой жили?
— У меня нет родителей. Они на права не сдали. Я в детском доме жил.
— А ты их помнишь?
— Нет!
В его голосе послышалось лёгкое раздражение.
Я посмотрела на него и поняла, что Лёша меня не обманывает и на самом деле ничего не знает. У суперов, кстати, очень редко бывает, что они не помнят или не могут объяснить какие-нибудь обстоятельства своей жизни, потому что начинают воспринимать происходящее вокруг чуть ли не с первых минут после рождения.
Просмотрев остальные вопросы, я пришла в некоторое замешательство. Все они так или иначе касались родственников респондентов. А что делать, если ни одного родственника нет?
— Где был твой детский дом, Лёша?
— В ***.
Мне всегда казалось, что дети, выросшие в детских домах, без родителей, должны хоть чем-то отличаться от прочих детей. Например, я очень люблю Сашеньку; не представляю, как могла бы прожить без мамы; а папа, по-моему, — самый лучший из всех мужчин, которые есть вообще. Как можно существовать без осознания всего этого? Когда нет мамы, к которой можешь прибежать и пожаловаться на разбитую коленку? Когда нет папы, который, ты точно это знаешь, защитит тебя от всего плохого, что только может быть? Когда нет маленьких братика или сестрички, о которых можно позаботиться?
— Тебе плохо было в детском доме, Лёшенька? — Тихо спросила я. А потом подумала, что Лёша — первый и единственный мальчик, которого я назвала уменьшительно-ласкательным именем.
И не испытала при этом никакого дискомфорта.
— Почему же плохо? Хорошо, — улыбнулся мой собеседник. — За мной все ухаживали. Никто меня не обижал. А сюда меня отправили без всяких экзаменов. Нас там было шесть человек.
— Что же это за детский дом такой? — Удивилась я.
— Частный. Семейный. Очень маленький. И элитный. А папой у нас был дядя Вова. Очень хороший дяденька. Прямо как Михаил Сергеевич.
Это сравнение вызвало у меня целую бурю эмоций. С другой стороны, чем мне не понравился нынешний директор «Штуки»? Точнее, тот человек, которого считают за директора? Что он мне такого плохого сделал, что я сразу насмехаться над ним начала?
— И ещё у меня сестра есть.
— Родная?
— Нет, приёмная. Точнее, я приёмный.
— Ты хочешь сказать, что она — твоя сводная сестра?
Лёша молча кивнул.
— Как её зовут?
— Катя Мелетина.
— А отчество?
Лёша надолго задумался.
— Её папу Витей зовут.
— Значит, Викторовна.
— Может быть. Но это неточно.
— Где она живёт?
— Апрель-4, Четвёртая область, город Становой, 67.