Словно долгожданный гость, по праву занявший почетное место, восседает он на скакуне, равнодушно поглядывая по сторонам.
Наши глаза встретились. Якуб повел головой, негромко кашлянул. Что-то он хочет сказать. Но что? Советует бросить все и спасать свою шкуру? А может, намекает, чтоб помалкивал. Я пристально посмотрел на него. Якуб усмехнулся и отвел глаза.
Чего это ему так весело? Гордиться, что опять на коне, вчерашний смертник со связанными за спиной руками? Видишь, — говорит его взгляд, — я снова на скакуне, в богатой одежде, а ты как был, так и останешься быдлом. Овцой в этом покорном сером стаде. Так мир устроен, а ты еще спорил, дурак!».
Да, это он хотел сказать мне сейчас. И намекнуть, что судьба моя, как судьбы всех этих людей, заполнивших пустырь перед домом Мурад-бая, в его руках.
Вывели Сапара. Не поднимая головы, он исподлобья оглядывал собравшихся. И вдруг его настороженный взгляд уперся в мое лицо. Я сделал неприметный знак — молчи!
Я думал, что говорить будет сам Осман-бай. Но он сидел молча, презрительно поджав губы.
— Люди! — громко начал Мурад-бай и сразу осекся, словно забыл нужное слово. — Люди! — повторил он гораздо тише. — Вы уже знаете, ночью эти нечестивцы устроили набег. И все потому, что вчера вы не проявили решительности. Вы пожалели красного, а его дружки никого не жалеют, Хорошо, что всевышний встал на нашу защиту, не миновать бы нам в эту ночь великого множества бедствий и жертв. Глядите на него, люди, — он ткнул пальцем в сторону Сапара, — глядите и решайте. Без вашего согласия мы не тронули его, ни единый волос не упал с его головы, но предателю нет пощады. Наш священный закон гласит: убившему неверного — благословение божие!
Мурад-бай замолк, вроде бы переводя дух, а сам повел глазом на Осман-бая, так ли он говорит. Осман-бай, не глядя на него, чуть заметно кивнул головой.
— Люди, цель Осман-бая — благородная цель. Он хочет освободить нашу страну от красных кяфиров, привести нас к счастливой жизни. Поможем Осман-баю, люди! Будем достойны имени мусульманина!
Мурад-бай снял шапку, вынул из нее большой платок и старательно вытер лицо. Люди молчали, ждали, что он еще скажет.
— Вы знаете Осман-бая, люди. Слава аллаху, это всесильный человек. Он мог бы убить этого бунтовщика сразу. Но Осман-бай, да воздаст ему аллах, справедлив. Он уважает наши обычаи, он хочет знать волю народа.
Ни звука.
Якуб повернул голову, ловя мой взгляд. Что ж, я не опустил голову. Народ не спешит с ответом, это уже много. Ведь неделю назад сходка одобрила бы любое решение бая.
Из толпы вышел Кадыр-ага.
— Растолкуй нам, Осман-бай: зачем вы людей беспокоите? Вон ведь нас сколько собралось, — Кадыр-ага широким жестом показал на толпу. — А ведь у каждого свои дела, заботы.
Осман-бай окинул старика презрительным взглядом и, не отвечая ему, заговорил грозно и внушительно:
— Люди, Мурад-бай правильно сказал вам — превыше всего я ценю справедливость. Я должен знать, что у вас на душе, каковы ваши желания. Но помните, люди: несогласные не угодны аллаху! Если мы лишимся согласия, дракон в красном халате, что нагрянул к нам из России, сожжет нас своим огненным дыханием. Красный дракон — посланец Азраила, предвестник светопреставления — вот что говорит нам наш духовный наставник мулла Назар, — и Осман-бай плеткой указал на высокого белобородого человека, одетого, несмотря на жару, в тяжелый ватный халат.
Человек в ватном халате погладил седую бороду и удовлетворенно закипал.
— Истинно, правоверные, истинно…
В толпе послышался ропот. Осман-бай сделал грустное лицо.
— Сегодня ночью я потерял двух верных джигитов. Мстя за своих людей, я мог бы убить нечестивца. Но я жду вашего согласия. — Осман-бай помолчал, выжидая. Толпа безмолвствовала. — Вы не все еще знаете, братья. Красные изверги надругались над нашей святыней. На нашем священном кладбище они похоронили проклятых кяфиров.
Толпа негодующе загудела. Я поднял глаза на Якуба. Он отвернулся.
— Истинно, правоверные, — вскричал мулла Назар. — Они совершили это. Они оскорбили нашу веру!
— Поношение! — завопил косоглазый старик с легкой белой бородой. — Мулла сказал правду. Последние времена настанут, если простить такое!
— Так соглашайтесь, — спокойно произнес Осман-бай. Опустив головы, люди молча посматривали на бая.
— Осман-бай, — громко сказал Кадыр-ага, — ты говоришь, этот парень виновен. Ладно. А что плохою сделал Нумат? За какие провинности ты посадил его за решетку? — Лицо Осман-бая застыло, словно подернутое коркой льда, но старик продолжал: — Ты говоришь о справедливости, Но когда Каушут-хан, справедливейший из справедливых, советовался с народом, он так не поступал. Он не бросал в темницу несогласных.