Зомби-актеры обступили нас полукругом, прижимая нас к горящим кулисам.
За мгновение до рокового прыжка, задняя кулиса, огненной стеной, рухнула вниз. Нападавшие отпрянули, а меня какая-то сила дернула за руку и потащила за собой. Я только успел сделать сногсшибательный прыжок через огонь.
Никогда не доверял немощи пожилых людей. Это только на первый взгляд они беспомощны. Потому что хотят такими казаться. А на самом деле, в старческих телах аккумулировано столько жизненных сил, которые могут дать фору любому из молодых.
Только - только мы вылетели из дверей, Жанна, что есть силы захлопнула их. Я помог, подперев тяжелую дверь, когда она втыкала в «ушки» навесной замок. Мы не разговаривали. Просто знали, что делать. Щелк.
- Что вы здесь делаете, так поздно? - строго спросила Жанна.
- Что, черт побери, происходит?! - вырвалось у меня вместо извинений.
- Умерьте тон, Павел. - присадила меня народная артистка. - А происходит все та же рвань, что и три десятилетия подряд. Просто сейчас ситуация совсем вышла из-под контроля. Похоже, она сошла с ума. Вот уж не думала, что мертвые могут сходить с ума.
Данная информация едва не разорвала мне мозги. И еще, закрыты на горящей сцене, зомби-актеры начали пробиваться наружу. С той стороны пинали дверь и доносилось грубая брань.
- Боже мой, - не удержался я, - вы можете объяснить толком, что за чертовщина.
Опять удар в дверь и угрозы расправы.
- Какой вы любопытный, Павел. Ладно, слушайте, пока дверь на петлях: весной 1985 из управления культуры, пришло указание, сократить штат работников ...
... удар в дверь. Нас отбросило ...
- ... под сокращение попала моя подруга - Настя. Настя была хорошей актрисой, к тому времени уже имела звание «заслуженной» да еще и выслуга лет. Сам понимаешь - доплаты, надбавки. Слишком дорого. Бедная Настя. Начала пить. Вскоре совсем спилась и умерла. Но перед смертью прокляла театр. Пообещала, что не даст покоя директорам, пока театр будет стоять ...
... еще более сильный удар и брань ...
- ... после ее смерти начали происходить страшные вещи. Директора стали пропадать, сходить с ума, стреляться и все такое.
- И вы все знали, и ничего не говорили? - возмутился я.
- Молодой человек, не смейте меня осуждать. - незамедлительно ответила Жанна. - Кто бы мне поверил? Проклятие, месть призрака, что по ночам выходит из дыммашины на сцену ... Вы в такое поверили бы? Кроме того, я не одна знала. Вся старая гвардия знала. Поэтому и пошли все из театра, кто куда. Только мы с Геной остались.
- Но почему? - удивился я.
- Еще раз говорю - мы с Настей дружили ...
- А Рассказов?
- Гена? Гена любил ее. Любовниками они были. О, если бы вы знали, какая это была любовь.
На дверь с той стороны началась настоящая массированная атака. Удары посыпались с такой интенсивностью, что сыпалась штукатурка. Петли вот-вот вылетят, как пробки из-под шампанского и тогда нам точно кранты. Мы опять не советуясь, приняли решение бежать. В коридоре Жанна значительно опередила меня. Как ей это удается, не понимаю?
- Но если она живет в дыммашине, - размышлял я, ускоряясь, - то почему вы не избавились от нее?
- Нет. - если бы не тяжелое дыхание, Жанна рассмеялась бы. - Пытались. Проклятая машина возвращалась на свое место.
Только мы добежали к концу коридора, обитые железом двери не выдержали и упали. Вслед за ними вырвался огненный язык, облизав потолок, а за ним вывалилось четверо преследователей. Уже изрядно обожженные. Одежда на них частично обгорела. Свисали тлеющие тряпки. Волосы превратились в черную солому. Боли на пузырчатых лицах не было. Только ярость.
- Чего уставился?! Двигайтесь, молодой человек. - дернула меня за локоть народная артистка.
Мы спрятались за входную дверь этажа. Пришлось приложить немало усилий, чтобы закрыть их и защелкнуть массивный засов.
- Жанна Георгиевна, - раздирало меня любопытство, пока бежали вниз, - что же сейчас произошло?! Ваня, Остап, Вова, Рассказов в конце концов? Директор исчез ...
- Понятия не имею. Видимо скучно ей стало. А на друзей твоих ее настроение перешло. Слабый ум. Вот и поддались. Гена, тот сам поддался. Умышленно. Видите ли, чувствует он ее, дурак старый. Теперь, если не сгорит, то пенсия и «желтый дом». Лучше бы сгорел.