Затем бросился к бутылке, но проклятая пробка никак не хотела откручиваться. Теперь я все понял и то, что труп не хотел переворачиваться, и пробка - все связано. Я теперь создание духовное. Так что к материальному миру не имею никакого отношения и не могу влиять на материю. Но почему остался здесь, на земле? По всем духовным канонам, я должен был вознестись на небо, ну, или провалиться сквозь землю в ад. Кстати, второй вариант более подходящий в моем случае. Все же знают, что актеров в рай не пускают. Тем более хороших. А? Что ты говоришь? Да, я это понял, что дух остается на земле три дня после смерти физической оболочки, пока тело не похоронят. На этом месте я испугался, если это так можно назвать (духи по определению ничего не должны бояться). Но тот факт, что придется целых три дня «греметь цепями» слоняясь по собственной квартире и смотреть, как портиться мое тело, напугал меня не на шутку. Это еще если повезет - три дня. А если хватятся через неделю. Придется вдыхать этот запах разложения. В конце концов, от голода сдохнуть можно – не есть целую неделю ... сам подумай.
Тут я вспомнил о бывшей с детьми. С минуты на минуту должны приехать. Часы на стене показывали без пяти минут час. Эх, и приспичило же мне «двинуть кони» именно в это субботнее утро. Вот они приедут, найдут меня в таком не презентабельном виде. Напугаются бедные. Мои бедные детки, видимо, получат психологическую травму на всю жизнь. Будут кричать: «Папа, папа вставай. Па-а-апа!». От такой мысли мне снова захотелось расплакаться от жалости, но опять ничего не получилось. Бросился к сигаретам, но тут же вспомнил о своем нынешнем состоянии. Блин! Я даже закурить не могу! Я долбаный мертвец! Черт! Эх! Хреново быть мертвым.
Во время этого внутреннего монолога в дверь позвонили. «А-а! это они! Так и знал, что раньше приедут». Это она специально делает, по принципу «скорее сядешь, скорее выйдешь». Терпеть меня не может. А дети, дочурки мои - наоборот. Любят меня и очень скучают. Боже, боже. Бедные. Еще не знают, что нет у них больше папки. А эта стерва, определенно, будет радоваться. Сучка. Вот, сто процентов обрадуется. Я тебе говорю. А че? Алиментов я все равно не плачу - сама отказалась. Тот сарацин действительно хирургом оказался и довольно успешным. Зарабатывает «у-у-у!». Космос. «Лексус» ей купил. Доченьки также накормлены, одеты. Он вообще не плохой мужик оказался. К моим малым, как со своими обращается, хотя и собственных имеет. Мне даже, кажется, он их любит. Словом, не нуждаются без меня. Сам понимаешь - теплее им от тех нескольких тысченок не станет. Единственное, что могу сделать то раз в две недели сводить в «МакДональдз» на мороженое. Малые его просто обожают. Короче, помощник из меня, как из навоза патроны. Для нее моя преждевременная смерть большой-большой плюс. Не придется больше видеться, тратить драгоценное время и нервы.
Звонки между тем становились все длиннее и наглее. «Ну, что ты трезвонишь, кобыла?! Кто тебе откроет? Мертвый я, мертвый!».
Хоть бы надоело и они вернулись домой. А то зайдут, а тут ...
Бог не услышал моих просьб. Из-за двери послышалось шорканье ключа. Почему я не забрал у нее ключ? Уже два года собираюсь и все никак. Вот придурок! Я не сдержался и в отчаянии закричал:
- Не заходи, дура!
Со скрипом открылась дверь и в коридор ворвался свежий воздух. На пороге стояло свирепое лицо бывшей и мои близняшки с обеих сторон. Хоть бы они в спальню не зашли. Лучше пусть меня соседи найдут. Придут на запах и найдут.
- Кем, кем, кем ты меня назвал?! - прорычала она, глядя мне в глаза.
Я растерялся. Замотал головой в разные стороны, в поисках кого-то живого, к кому она могла бы обращаться. Не нашел.
- ... е-е ... Кто? ... е-е ... Я?
- А кто?! Я?!
Близнецы подбежали ко мне и крепко обняли, каждая со своей стороны.
- Папа, ты так долго не открывал! Мы подумали что с тобой что-то случилось.
Эх, бедные. Сразу почувствовали, что с папкой беда.
- Как?! Вы меня видите?
Она стояла на пороге такая разъяренная и злая, что мне стало не по себе. Глаза-сверла буравили мне переносицу. Обычно после такого взгляда она взрывалась стервозным криком. От того ультразвука хотелось спрятаться под кровать, забыв о мужском достоинстве и никогда не вылезать оттуда. В предвкушении бури, я закрыл глаза и приоткрыл рот чтобы смягчить ударную волну. Я хоть и дух бесплотный, но ... ни чуть не удивился бы, если бы впрыгнул обратно в тело, чтобы опять же умереть. Как же я ненавижу женский крик, а ее особенно.