Как будто прочитав эти ее мысли, Марсель торжественно заявил:
— Я прошу тебя стать моей женой! Это будет для меня большая честь и великое счастье. Которого я ждал столько лет… Пойдем завтра же утром в мэрию! Зарегистрируем наш брак!
— Да сразу как-то неудобно, — завозражала она. — И через день — уезжать… Такой жизненный шаг поспешно делать нельзя. Давай подождем до следующей встречи?..
На лице Марселя погасла счастливая улыбка, и он потерянно вздохнул:
— Я подчиняюсь… Если так решаешь ты… Что ж, давай еще подождем…
А внутренний голос в ней кричал: «Не соглашайся, милый! Да разве ж так надо бороться за свое счастье?! За свою любовь… Настаивай и добивайся своего!»
Но Марсель подавленно молчал.
И она тоже молчала.
А из магнитофона все лилась чарующая музыка. Но уже без слов.
Они вышли из кафе, и она по возможности беспечнее заметила.
— А в Минске — помнишь? — растут такие же каштаны. И в Хойниках — тоже растут…
Марсель оживился:
— Следующий раз привезем и пересадим здесь, в Париже, минский каштан. И у нас на вилле, в Ницце — тоже пересадим…
Немного помолчав, она горько улыбнулась:
— Каштаны пересаживать нельзя, Они погибнут.
«Я имя твое пишу…»
Вместо эпилога
Всему в нашей жизни бывает начало и всему — конец.
Вот и пришла к завершению работа над этим повествованием. Тяжело расставаться с его персонажами, но я жду будущих встреч со своими героями, надеюсь и верю в их счастливые судьбы.
А пока мы опять повидались с Иваном Михайловичем Деминым, в этот раз — на крутом для него изломе жизни.
Из подмосковного правительственного санатория он позвонил мне домой и сказал одно слово: «Приезжай!»
Был солнечный и морозный январский день. После вчерашнего снегопада в лесу серебрились пушистые сугробы. Верхушки сосен, ели и дубы тяжело держали слежавшиеся более ранние снега. Дугой под ними согнулись тонкие березы и причудливыми снеговыми зверьками казались молоденькие деревца.
Мы с Деминым шагали от санаторного корпуса в глубь леса и вели неторопливый разговор. Неожиданно Иван Михайлович спросил:
— Где должен быть командир в бою?
— Смотря по обстановке…
Демин крутнул большой лобастой головой:
— Обязательно со своим войском!
— Но не в госпитале? И не в тылу? — полуутвердительно спросил я. — Вот оно, значит, для чего ты меня позвал…
Демин кивнул:
— Верно все понимаешь. А теперь — давай начистоту.
Значит, так: есть у нас объединение «БелавтоМАЗ», а в нем, как полагается, генеральный директор. Да не какой-нибудь обычный, а очень даже заслуженный: дважды лауреат Государственных премий СССР. Да Золотая Звезда у него, многие другие награды: и боевые, партизанские. И трудовые. Плюс ко всему этот генеральный директор еще и депутат Верховного Совета СССР, член белорусского ЦК, член комитета по Ленинским и Государственным премиям. Написано во всяких изданиях о нем немало — кстати, не без твоего участия. И фильм недавно вышел…
— Солидный у генерального авторитет, — соглашаюсь я.
— Бывало, за последние годы, — признался Демин, — эксплуатировал я свой авторитет. Себе или родичам насчет каких-то там благ — сам знаешь, это у меня строго. А вот своим заводам, особенно когда припекало, случалось, что и авторитетом, и всякими обходными путями помогал. То средств на реконструкцию побольше выпросишь, поставки электронного оборудования подтолкнешь, а то и приходилось наидефицитнейший металл прямо из горла у поставщиков вырывать.
Демин выдержал паузу и поинтересовался:
— А как идут дела в объединении сейчас — ты знаешь?
— Хорошо идут — с планом порядок. Опять же, переходящие знамена, призовые места в отрасли, премии.
— А могло быть и лучше, — жестко проговорил Демин. — Да за последнее время — не бывает. Кому как, а мне заметно: не дорабатываем. Порою значительно.
Я пошутил:
— В козлы отпущения метишь? Недоработки на одного себя взвалить собираешься? Не много ли на свои плечи берешь?
— Все на себя взвалить — не потяну, — согласился Демин. — Да только моих недоработок за последнее время становится все больше…
Доверительно наклонился ко мне и с особенной, деминской проникновенностью сказал:
— Здоровье подводит — сил на все уже не хватает. Я же после плена такую хворобу подцепил… Скоротечная чахотка.
— Это в те годы была смертельная болезнь! — удивился я. — А ты…