Вынырнув из сна, я какое-то время боялась не только пошевелиться, чтобы убедиться в работе собственных конечностей, но даже просто открыть глаза. Я была с головой укутана в одеяло и, похоже, именно из-за этого мне во сне не хватало воздуха. Каждая мышца в моем теле была до невозможности напряжена. Я чувствовала неприятное покалывание в животе.
Внезапно послышался какой-то шум. Совсем рядом. Если бы я даже захотела закричать, то вряд ли из моего горла в данную минуту смог вырваться хоть какой-нибудь писк. Ужас, навеянный кошмаром, всё никак не хотел меня отпускать, активизируя фантазию и вынуждая ее в мельчайших подробностях рисовать того страшного голодного пса.
Кажется, я услышала шаги. Их звук скрадывал плотный ковер, но в застывшей, почти вакуумной тишине комнаты, я сумела их расслышать. Страх усилился. Он ударил в виски и заставил желудок неприятно сжаться. Я по-прежнему лежала и не шевелилась. Воздуха под тяжелым одеялом начало катастрофически не хватать. Спутанные волосы лезли в рот, кожа щёк неприятно пылала.
Каждой клеткой своего напряженного тела я чувствовала чужое присутствие. Словно кто-то запустил камешек в идеальную водную гладь моего личного пространства и теперь я чувствовала вибрацию, расходившихся кругов. Кто мог сейчас находиться в моей комнате — я не знала.
Мое сердце сокращалось с такой сумасшедшей быстротой, будто хотело немедленно проломить грудной остов и вырваться наружу. Я снова услышала шаги, затем наступила полная тишина. Крепко зажмурившись до образования мелких серебристых точек под веками, я собралась с духом и резко стянула с себя одеяло. На пол шлепнулся мой томик Уайльда, и в абсолютной тишине спальни этот глухой короткий удар оказался просто оглушительным. Я вздрогнула и прижала обе ладони к груди.
В комнате было пусто. Немного успокоившись, я подняла с пола книгу и сунула ее под подушку так, чтобы она точно больше не упала. Еще раз осмотревшись по сторонам, я убедилась, что нахожусь в спальне одна. Но странное чувство, что невидимой витиеватой изморозью оплело мою кожу чужого присутствия всё равно не отпускало. Обстановка была прежней и в то же время будто уже изменённой. На секунду мне подумалось, что здесь совсем недавно находился Златопольский. Прислушиваясь к себе и своим ощущениям, я находила их похожими на те, что испытывала в его присутствии.
— Нет, — прошептала я, обращаясь к самой себе. — Ему здесь явно делать нечего.
Расправив одеяло, я вновь легла на подушку и проспав до утра, больше не видела никаких жутких кошмаров и бешеных голодных собак.
Новый день обещал быть пасмурным и снежным, судя по тяжелым, медленно плывущим по небу, тучам. С трудом поднявшись с кровати, я ушла в ванную, чтобы умыться. Мое сердце было неспокойным. Ночной кошмар оставил свой отпечаток в моих эмоциях и мыслях. И пусть в дневном бледном утреннем свете жуть ночи казалась уже совсем смехотворной, я всё равно ощущала тревогу.
Сегодня я навсегда попрощаюсь с папой. Сегодня я в первый и последний раз увижу его таким… Прикрыв глаза, я даже мысленно побоялась себе сказать, что мой отец мёртвый. Мне было страшно его увидеть. Потому что всё еще хотелось верить в чудо. Я знала, что, когда увижу его, это чудо навсегда рассеется. Но я была просто обязана пройти этот путь.
Вернувшись в спальню, я открыла дверь в гардеробную. Там всё еще стояли не распакованные пакеты с вещами. Я вытянула черные тёплые джинсы и чёрный свитер с высоким плотным горлом. Сердце продолжало беспокойно биться в груди, и я просто смирилась с его сегодняшним поведением.
— Легко не будет, — обратилась я к своему бледному отражению в зеркале туалетного столика. — Но ты должна справиться, Дани. Папа всегда учил тебя быть сильной.
Стянув свои густые черные волосы в хвост, я поправила ворот свитера и опустила взгляд на расправленную кровать, пытаясь найти телефон. Его нигде не было. Убрав одеяло, перевернув подушки, я так и не нашла свой смарт. На всякий случай обшарив ванную комнату и гардеробную, я всё равно осталась ни с чем.
Несмотря на свое разбитое внутреннее состояние, с моей памятью всё было в порядке. Телефон всегда был рядом со мной: и во время поездки; и когда я вернулась; и после разговора со Златопольским. Я не заглядывала ни в какие свои социальные сети и мессенджеры, потому что на данный момент не хотела полноценно контактировать с внешним миром. Моя боль требовала тишины. Я созванивалась лишь с крёстной. Но всё равно по привычке всегда держала смарт рядом, а теперь его нет. Нигде.