— Вашу сумку, — произнес он нейтральным голосом.
Я снова кивнула и протянула ему свою сумку. Мои ледяные пальцы немного начали подрагивать. Мужчина взял сумку, расстегнул и вывалил всё содержимое на стол. Счетовод бросил поверх своих прозрачных прямоугольных очков недовольный взгляд в сторону моих вещей. Ему явно не нравилось, что нарушили здешний уютный покой.
Начальник быстро перебрал мои вещи, пролистнул паспорт, открутил крышечку на бутылке с обычной водой. Удостоверившись, что это всего лишь вода, он закрыл бутылку и бросил обратно в сумку. Едва заметно кивнув каким-то своим мыслям, которые мне были неизвестны, мужчина выпрямился и посмотрел на меня.
— Ожидайте.
Он развернулся и вышел из комнаты такой походкой, какая бывает только у военных — ровной, чёткой и несуетливой.
Собрав остатки содержимого обратно в сумку, я оставила напоследок пачку с влажными салфетками. Вытянув одну, я вытерла нос, губы и руки. Счетовод на этот раз недовольно покосился на меня, затем полностью погрузился в свой мир цифр.
Стараясь лишний раз не шуметь, я аккуратно расстегнула куртку и присела на край свободного стула, что был придвинут к столу. Влажная из-за снега ткань джинсов разносила неприятные мурашки по моим ногам. Между лопаток всё еще пульсировала боль после жесткого захвата. Но как бы там ни было, а я всё-таки попала в «пасть» Златопольского.
Среди всего этого ужаса и безумия, я пыталась найти хотя бы одну крошечную точку просвета. Но ничего кроме пустой темноты внутри себя я на данный момент не ощущала. Мой мозг по-прежнему концентрировал всё внимание на происходящем, поразительно ловко удерживая на расстоянии от той боли, что голодным волком, ожидала за пределами резиденции свою добычу.
Неожиданно тишину комнаты нарушил сигнал телефона, что принадлежал Счетоводу. Он снял очки и тут же поторопился ответить на звонок, устало массируя прикрытые веки. Разговор оказался коротким и не требующим никаких ответов.
— Идемте, — обратился ко мне мужчина, возвращая очки обратно на переносицу.
— Куда? — тихо спросила я, с трудом отлепив свой язык от пересохшего нёба.
— Лев Евгеньевич готов вас принять. Куртку и вещи можете оставить здесь.
Я сделала ровно так, как сказал Счетовод и вышла вместе с ним из комнаты. Сердце выбивало под рёбрами жесткий быстрый ритм, от которого у меня моментами сбивалось дыхание. Но внешне я старалась держаться спокойной.
Конечный пункт моего путешествия по утробе этого огромного зверя, что звался «резиденцией», завершился на самом верхнем этаже. Мы на него попали с помощью лифта и судя по горящим красным кнопкам, он спускался еще и на нулевой этаж, где был расположен паркинг.
Миновав коридор, Счетовод несколько раз постучал в дверь и получив короткое «да», открыл ее для меня. Сжав свои пальцы в худые кулачки, я вздёрнула подбородок и шагнула вперед.
Большая квадратная комната была полностью отведена под классический кабинет. Спокойные приглушенные кофейные тона. Под ногами плотный мягкий светлый ковер. Большое окно выходило на террасу. Даже отсюда я видела, снежные горки, насыпанные на перилах.
У противоположной от двери стены, был расположен массивный письменный стол. За ним сидел Златопольский и щелкал мышью, всматриваясь в ультрасовременный тонкий экран стационарного компьютера.
По левую от меня сторону стоял небольшой кожаный диван глубокого кофейного цвета. Перед ним располагался столик с хрустальным графином. Он был наполнен янтарной жидкостью, которая очень напоминала коньяк.
Мой взгляд снова вернулся к центральной точке — к Златопольскому. Воротник его белоснежной рубашки был расстегнут всего лишь на две пуговицы. Тонкий с чуть опущенным острым кончиком нос, напоминал мне орлиный. Он делал лицо Златопольского каким-то по-особенному хищным и серьезным. Большие голубые глаза сосредоточено смотрели в экран компьютера, пока пальцы свободной руки иногда неосознанно касались нижней губы.
Златопольский какое-то время не обращал на меня никакого внимания. Но стоило ему откинуться на высокую спинку кресла и перевести немигающий взгляд в мою сторону, я тут же непроизвольно внутренне вся сжалась. Я боялась этого человека. Боялась его взгляда, в котором не было ни одной понятной мне человеческой эмоции. Боялась той незримой, но физически ярко ощутимой ауры власти и непоколебимой самодостаточности.
Таких, как Златопольский, мой папа часто называл «Хозяевами мира». Я не совсем понимала до этого момента, что именно отец имел в виду, давая такое определение. Теперь поняла и осознала. Златопольскому не нужно было перечислять все свои регалии, чтобы я составила о нем правильное мнение.