– Завтра я выхожу на работу, – сказала Маша. – На сутки. А приду – будем что-то решать.
Угу. А как же. Так я ей и дал что-то решать. У меня задача как раз – не позволять ей своевольничать. Упрямая моя головушка рыжая. Но для вида кивал, якобы соглашаясь.
– Я тебя отвезу, – постарался как можно мягче. Но Машка мой маневр раскусила.
– У меня есть машина, – улыбнулась она тонко. – Надеюсь, её ты не купил, пока я отсутствовала?
Не купил. А жаль. Но и с этим можно что-нибудь придумать. Я так-то человек творческий, фантазия работает хорошо. А уж если цели ставлю – добиваюсь своего непременно.
Но с Машкой планирование часто летит к чёрту.
Она уехала рано утром, а ближе к вечеру в дверь позвонили.
24
В принципе, я мог вообще не открывать дверь. Хозяйка квартиры (и это вовсе не Кира Михайловна) отсутствовала. А я тут пока никто, чтобы ко мне в гости захаживали. И нет, мне было не любопытно, кто там. Скорее, ревниво.
Наверное, я б ревновал даже в том случае, если б соседка за солью или спичками зашла. Хотя бы потому бесился, что они могут вот так запросто к Машке вваливаться, в то время как я тут – гость нежеланный, не званный: тот, что хуже татарина, как в пословице.
Но за дверью стоял курьер с таким букетищем, что меня буквально перекосило. Первый порыв – спустить его с лестницы. Но в чём он виноват? В том, что ему заплатили и он припёр это помпезное уродище к дверям этой квартиры?
За рёвом в ушах я даже не сразу понял, кто это: Мария Чернова. На миг даже показалось, что курьер подъезды перепутал или номер квартиры. А потом как-то сразу навалилось: это ж он так Машку, мою Машку называет.
Мария… надо же. Я никогда её так не звал – полным именем. Маша, Машка, девочка моя…
Букет я принял. Молча. Видимо, лицо у меня было такое, что курьер буквально сбежал, после того, как я поставил закорючку в его бумажке. Нервная у них, оказывается, работа. Рискованная.
Букетом хотелось пройтись по всем поверхностям, как веником в бане. Да так, чтобы листья и лепестки летели во все стороны. Усеять ими пол. Создать романтическую обстановочку.
Естественно, ничего подобного делать я не стал. И даже в мусорное ведро не сунул цветками вниз. Да там бы и не хватило того мусорного ведра…
А вот записочку на глянцевой бумаге с золотыми вензелями прочёл.
«Самой красивой девушке с любовью. Навеки твой Эдик».
Попахивало керосином и каким-то топорно-пафосным идиотизмом или розыгрышем. Какой мужик в здравом уме напишет подобное? Навеки твой… Эдик… Меня буквально подбрасывало и штормило.
Цветы я поставил в ведро и даже ленточку расправил. Водрузил всё это дорого-бохато посреди комнаты вначале. Потом понял, что трындец как бесит, а нога так и норовит пнуть это монументальное «произведение» букетной продукции. Поэтому вся эта «конструкция» перекочевала в кухню. На стол. Только заходишь – и нате вам.
Особый сорт мазохизма. Но, по крайней мере, ногой дотянуться – разве что в прыжке, как в боевиках. Подобными талантами я не обладал, хотя мог и попробовать – а вдруг? Вполне могло получиться в порыве «вдохновения».
Осталось только Машку дождаться. И не накрутить себя по полной программе.
Сестра Аня убеждала меня, что у Маши никого нет. Что она одинока и неприкаянна. Разве что нимб над её головой не рисовала. И я поверил. Повёлся.
А тут, оказывается, Эдик. С букетами. А может, и не только.
Естественно, ни о какой работе речь идти не могла. Я тупо сидел на диване, ерошил волосы, тёр лоб, бесился, ревновал. А в голове – будто молнии. Вспышки. Огненные фейерверки и картинки, когда я какому-то мифическому Эдику пинки отвешивал под зад или тряс Машку, как грушу.
Еле успокоился. Даже счастлив был, что её дома нет. Иначе мог наворотить такого, от чего сам себя ненавидел бы.
В конце концов, у Маши могла быть личная жизнь, о которой даже Аня не знала. Как говорится, не мне на зеркало пенять. Самое страшное заключалось в том, что Машка могла вильнуть хвостом и убежать к этому Эдику. Или ещё к кому другому. А я останусь в этой квартире один. Как дурак. Впрочем, почему как…