Только странностей это не объясняет — с тех пор как он обработал хранилище, он стал слабее, истончился, никак не мог определиться, что думать и что делать. Он вспомнил о Румпельштильтскин, настоящей версии, где он режет себя до самого сердца — и обнаружил, что предпочитает компьютерный микс, в котором мелкий ублюдок просто убегает. Что сказал бы Гамета?
— Надо понимать, Бенни, — громыхнул Блинк, вбивая в пушку новый магазин, — ценность основывается на редкости, спросе и лёгкости замещения. — Он продолжил расстреливать паникующую толпу. Люди падали предсказуемо, как кегли. — Этот пистолет — гордость моя и услада.
Он имел в виду Кольт Демограф с девятидюймовым дулом, который достал из коповозки, когда начали выбегать банковские служащие. Он настраивался на возраст, цвет или размер зарплаты. Блинт хотел работать в Вегасе, пока не узнал, что там ему разрешат стрелять только в чёрных. Ему же нравилось валить их пачками.
— Бешги, почему они не стоят спокойно?
— Наверно, именно это и называется гражданским неповиновением, Шеф.
— Это не гражданское неповиновение, Бенни, это гражданская чёртова бессонница. Отступи. Загашу всю чёртову улицу.
Все дали по Торговой задний ход, и Шлюзовая пушка выкатилась вперёд, дымя как дизельный грузовик. Местные застыли в её прожекторе. Они столпились в тугой ком, как намагниченные, и разлетелись на клочки. Когда копы выдвинулись вперёд, улица была закидана словно бы попкорном. Блинк прикурил сигару от горящей машины и использовал её, чтобы махнуть на разрушенный фасад банка.
— Теперь мы можем разобраться, что же здесь произошло.
Роза чувствовала, что если остановится, в ней прогорит дыра, как в плёнке на заклинившем проекторе. Запойно бледное, её лицо сияло во тьме подвала, подвешенное на киберпроводах и позвоночных рентгеновских лучах. Отсюда Загрузка запустил жалодоску, забитую, мусором, — медовую ловушку для братства. Подглядывающие копы обнаружат, что их счета резко избавились от денег. Осторожно двигаясь по главному залу с пистолетом в руке, она увидела две вращающиеся гиросферы. Загрузка Джонс согнулся над клавиатурой, безумно кодируя, беззаботный, как раввин, играющий в твистер с психопатом.
На скрип кожи Джонс обернулся, посмотрел тусклыми глазами.
Роза подняла пистолет.
— Увидимся после рецессии.
Когда курок вдавился, зону восьмидесяти кубических ярдов разметила этерическая сетка, так сильно стянув вибрации, что оружие реагировало только на нищету. Пистолет молчал. Роза нахмурилась, заподозрив осечку, — но поняла, что это значит. Очередь не предназначалась Загрузке, который бухнулся на колени, готовый разрыдаться.
Роза рассмотрела внимательнее фигуры, крутящиеся в сферах BP, как хомячки в колесе. Одна была большой, другая — мелкой. Глазам её предстали не Данте с Малышом. Это были Шеф Генри Блинк и Бенни Танкист.
4. В ранние годы
В ранние годы Эдди Гамета написал мозголомку «Сложность путешествия по верхней решётчатой поверхности протонно-импульсиого моста». Сложность заключалась в том, что протонно-импульсные мосты были плодом воображения Гаметы, и любой пытающийся путешествовать по ним несомненно бы погиб. «А я наверняка посмеюсь», — заключил он.
Меряя шагами несуществующий ландшафт, Блинк строит несокрушимые умозаключения. Гражданского, конечно, так не обманешь. Однако братство натренировано не обращать внимания на детали. Если что — Блинк чувствует себя гораздо увереннее в изменчивых пятнах ареальности.
Бенни, однако, испытывает соответствующие симптомы после трёх часов обстоятельных издевательств. Две идеи облокотились друг на друга в чистых, вьюжных пустынях его души. Первая — что хромота после ранения, которой он страдал восемь лет, исчезла, словно он не оказывает давления на ногу. Вторая — что Блинк — идиот с бычьей шеей, раз решил уйти из подвала психа пару часов тому назад, не арестовав психа. Усиливающие BP наркотики, которыми их уколол Загрузка, едва они вошли в подвал, ни черта не подействовали. Смешно — сознание Бенни сейчас чище, чем когда-либо, но ясность эта столь же скоротечна, как у любого свежеарестованного или полицейского новобранца. Противостоять лжи столь мучительно, что он осознаёт: надо поверить, чтобы облегчить страдания.
— Бенни, у немцев есть слово, означающее Блицкриг? Этот вопрос мучает меня с тех пор, как мы покинули берлогу копов.
— Мы здесь на зыбкой почве, Шеф, — неуверенно пискнул Бенни.
— Мои уши как раковины обманывают меня? Застеснялись пары трупов? Я заставлю тебя понять лучше, чем я сам… — и он жестом указал на тела вокруг входа в банк, — эти люди в лучшем мире.