Половина одиннадцатого. Она встала и подошла к телефону. Набрала номер и услышала металлический женский голос: «Десять часов двадцать девять минут». Машинально перевела стрелку на минуту назад, а в памяти всплыл собственный голос — провожая Джейми ночью, она говорила: «Так, значит, в десять. Буду ждать. Неужели это все наяву?» А он шел по коридору и смеялся.
К одиннадцати она зашила лопнувший шов и убрала шкатулку с нитками на место, в шкаф. Переоделась в ситцевое платье и опять села у окна с очередной чашкой кофе. Напрасно так спешила, собралась кое-как, впрочем, теперь уже ничего не поправишь, разве что приняться за все сначала, а ведь он вот-вот придет. Еды в доме нет, если не считать ветчины, десятка яиц, хлеба и масла, упакованных и нетронутых; она припасла их на завтрашнее утро, первое утро супружеской жизни, Не сбегать ли вниз, в закусочную? А на двери оставить записку. Нет, лучше еще немного подождать.
В половине двенадцатого она все-таки спустилась вниз — кружилась голова, мутило от слабости. Будь у Джейми телефон, она бы позвонила, а теперь достала бумагу, ручку, написала: «Джейми, я в закусочной. Вернусь через пять минут». Испачкала пальцы чернилами, пришлось идти в ванную отмывать руки; вытерла их чистым полотенцем и тут же заменила его. Прикрепила записку к двери; еще разок оглядела квартиру — все ли в порядке; запирать не стала, лишь прикрыла: вдруг он придет.
В закусочной ничего не захотелось брать, кроме кофе; да и его не допила — внезапно мелькнула мысль: он, наверное, уже там, наверху, ждет, волнуется, хочет скорее ехать!
Но дома все по-старому, словно и не уходила: на двери нечитаная записка, внутри тихо, накурено… Растворила окно, присела около и — забылась; открыла глаза — без двадцати час.
И тут ей стало страшно. Страшно очнуться вот так, будто от толчка, в тщательно прибранной комнате, где все готово, нетронуто, все ждет с десяти утра. Нельзя терять ни минуты! Вскочила со стула, метнулась в ванную, плеснула на лицо холодной воды, вытерлась чистым полотенцем, повесила его не глядя, менять не стала, еще успеет. Без шляпы, в пальто поверх ситцевого платья, с неподходящей синей сумочкой, в которой лежали таблетки, она заперла квартиру и, не оставив записки, сбежала по ступенькам. На углу поймала такси и дала водителю адрес Джейми.
До его дома рукой подать: она бы дошла пешком, если бы не слабость. В такси вдруг кольнуло: как глупо — примчаться на машине прямо к дому, вызывать Джейми. Попросила водителя высадить ее на углу, расплатилась, подождала, пока тот уехал, и лишь потом пошла дальше. Она здесь впервые; дом приятный на вид, старый, фамилии Джейми нет ни на почтовых ящиках в парадном, ни на табличках у звонков. Сверила адрес — все правильно; наконец нажала звонок с табличкой «Привратник». Минуту спустя внутри раздалось гудение, она толкнула дверь, очутилась в темном коридоре, остановилась; на другом конце открылась дверь.
— Вам чего? — услышала она чей-то голос.
В тот же миг мелькнула мысль: а как спросить? И она пошла к человеку, который ждал ее в освещенном квадрате. Когда она приблизилась, он снова спросил: «Вам чего?» Теперь она увидела мужчину в домашней рубашке; они едва различали друг друга.
И она решилась:
— Мне нужен один человек, он живет в этом доме, а фамилии нигде нет.
— Как звать-то? — поинтересовался мужчина; что поделаешь, придется сказать.
— Харрис… Джеймс Харрис.
Мужчина немного помолчал и повторил:
— Харрис, — и, заглянув в освещенную комнату, позвал:
— Марджи, поди сюда на минутку.
— Чего еще? — послышался голос; женщина в комнате, видимо, не спеша поднялась со стула и показалась на пороге, вглядываясь в темноту.
— Да вот, Харриса тут какого-то спрашивают, — объяснил мужчина. — Живет здесь вроде бы. Есть у нас такой?
— Нет, — насмешливо откликнулась женщина. — Нету здесь никакого Харриса.
— Такие дела, — сказал мужчина и взялся за дверь. — С домом-то у вас промашка вышла, — и прибавил, понизив голос: — А может, с парнем. — И они с женщиной дружно рассмеялись.
Когда дверь за ними почти закрылась, она, оставшись одна в потемках, выпалила в видневшуюся еще полоску света: