Но тот факт, что она не могла понять, зачем он появился, все равно не повод для отказа.
— Пожалуйста, — сказала она не слишком любезно. Вблизи незнакомец показался Эвелин еще опаснее. Вопросительно приподнятые брови и любезная улыбка не возымели должного эффекта.
Даже если незнакомец и заметил неприветливость Эвелин, то не подал виду.
— Ваша секретарша сказала, где вас найти, — усаживаясь, пояснил он.
Эвелин сердито нахмурилась.
— Простите, но… — медленно проговорила она, стараясь, чтобы голос звучал не грубо, но и не слишком располагающе к беседе. — Разве мы знакомы?
Он улыбнулся, и в его глазах блеснули едва уловимые золотистые искорки.
— Мы никогда не встречались, но знакомы заочно. — Он протянул Эвелин руку. — Я — Квентин Блейн.
Квентин Блейн! Эвелин машинально протянула руку. О Квентине Блейне она слышала немало. Достаточно, для того чтобы понять — ее первоначальное впечатление оказалось абсолютно верным. Квентин Блейн — проблема с большой буквы!
У нее, видимо, был довольно глупый вид озадаченной коровы: рот приоткрыт, взгляд недоуменный.
— Мой брат Талберт был женат на вашей двоюродной сестре Конни.
— Да-да, конечно, — кивнула Эвелин. — Конни часто упоминала о вас в своих письмах.
— Надеюсь, по-доброму.
Он явно сказал это из вежливости, не рассчитывая на ответ. Но его предположение было столь далеко от правды, что по лицу Эвелин начала медленно разливаться краска. По-доброму?! Ну уж нет. Конни просто ненавидела Квентина Блейна.
«И он ненавидит меня, — писала она в своем последнем письме. Ненавидит потому, что я любила Талберта. А Квентин Блейн не способен любить никого, кроме себя».
В течение двух месяцев, которые прошли с тех пор, как Талберт Блейн погиб, Конни вообще ни о чем другом и не писала. Квентин был категорически против женитьбы брата. Этот жадный тиран не подпускает ее к деньгам Талберта. Квентин слишком занят своим бизнесом, чтобы обращать внимание на безутешную вдову.
Да, Эвелин знала о Квентине предостаточно. Но ничего хорошего.
Щеки Эвелин все еще горели, и она хорошо представляла, как выглядит. Ее бледно-матовая кожа, предмет зависти и одновременно недоумения подруг, изнуряющих себя солнечными ваннами в попытках добиться модного загара, словно воспламенялась в минуты смущения. «Вишенка» — тут же вспомнила она свое обидное детское прозвище.
Пауза затянулась, и взгляд Квентина остановился на ее красных щеках. В глубине его карих глаз вновь блеснули золотистые искорки.
— Понятно. Что ж, значит, дело совсем плохо, — мягко сказал он. — Зато о вас Конни хорошего мнения.
Значит, ему известно, что Конни думает о нем! Но, судя по его улыбке, это его только забавляет, как забавляют взрослого детские шалости.
Гнев Эвелин, порожденный последними письмами Конни, начал разгораться. Черт бы его побрал! Конни не ребенок, а несчастная двадцатилетняя вдова. Вдова его родного брата. К тому же беременная.
И этот человек смеет вести себя так бессердечно! Эвелин, несмотря на взбалмошный характер Конни, очень любила свою двоюродную сестру. Она сердито сверкнула глазами и вызывающе взглянула на собеседника. Зачем ей скрывать, что Конни его недолюбливает? Он-то не считается ни с чьими чувствами. Этот Квентин — эгоистичный мерзавец, который третирует ее кузину.
— Я очень люблю Конни, — холодно сказала она, чувствуя, что кровь все-таки отливает от ее щек.
— Это хорошо, — продолжая улыбаться, проговорил Квентин. — Я счастлив узнать, что Конни ничего не приукрасила, описывая ваши отношения.
Его тон показался Эвелин оскорбительным. Он подразумевал, что Конни не прочь приврать. И, хотя Эвелин знала, как Конни любит драматические эффекты, это страшно разозлило ее.
— Что здесь можно преувеличить? — резко осадила она Квентина. — Мы с ней одна семья.
— Это хорошо, — повторил Квентин, оставив без внимания ее гневную реплику. — Вы ведь знаете, что она беременна?
Эвелин нетерпеливо кивнула.
— Так вот, она будет жить в моем доме, пока не родится ребенок. — Его голос почти не изменился, но от Эвелин не ускользнула нотка недовольства. Она нисколько не удивилась, понимая, какая пропасть разделяет этого одетого с иголочки, холодного, самоуверенного человека и ее взбалмошную, эмоциональную кузину. — В последнее время Конни очень подавлена. Конечно, ей одиноко. Бизнес отнимает у меня почти все время, и ей зачастую приходится довольствоваться обществом домработницы. Ей нужен кто-то рядом, а вы с сестрой ее единственные родственники.
— Вот как? — Едва сдерживая негодование, Эвелин посмотрела прямо в глаза собеседнику. В словах этого человека не было даже намека на сочувствие к Конни, оказавшейся в таком ужасном положении. Она же совсем одна в чужом доме, наедине с естественными страхами перед будущим материнством. И наедине с воспоминаниями о своем молодом муже, трагически погибшем в автомобильной катастрофе всего два месяца назад. Разве этого мало для того, чтобы чувствовать себя подавленной? Что из того, что Квентин не хотел видеть ее женой своего брата? Это не может служить оправданием чудовищной бесчеловечности! Господи, он просто невыносим! — Но у нее же есть вы, не так ли? — ледяным тоном произнесла она. — Вы все-таки брат ее покойного мужа.
Квентин отмахнулся от ее слов.
— Меня почти не будет дома, пока я не завершу важную сделку, — сказал он, и, задумавшись на секунду, уточнил: — Речь идет о покупке гостиницы неподалеку от Эдаманта, штат Вермонт. Мой отец мечтал расширить семейное дело, и некоторое время назад такая возможность представилась. Переговоры в разгаре, и я не могу все бросить. Это очень важно. Речь идет о семейном бизнесе. — Тут он замялся, по-видимому заметив выражение лица Эвелин. Она явно считала, что бизнес — пустяк по сравнению с тем, что ее родственница попала в беду. Квентин поспешил вернуться к прежней теме. — Согласитесь, Конни больше нуждается в женском обществе. Ей нужна подруга и советчица, у нее должна быть возможность с кем-то поговорить.
— Я с радостью позвоню ей…
— Час или два разговора по телефону ничего не решат, — возразил он. — Ей нужно, чтобы кто-то был рядом.
Эвелин нахмурилась, стараясь понять, чего он добивается.
— У Дженнифер заканчиваются каникулы, — нерешительно начала она, — так что она никак не сможет…
— Я имею в виду не Дженнифер, — перебил ее Квентин. — Я надеюсь, что к Конни поедете вы.
— Я? — довольно громко переспросила Эвелин, и на них устремились любопытные взгляды.
Квентин кивнул.
— Вы нужны ей, — сказал он так, словно других доводов не требовалось.
Эвелин поджала губы, ее взбесил его небрежный тон. Словно он заказывает обед на дом. Ему неважно, что они совершенно посторонние люди. Неважно, что речь идет не о поездке в соседний городок. Неважно, что у нее есть дела и на работе, и дома. Все это совершенно неважно. Раз ему так удобно, она должна ехать.
Если бы Эвелин действительно не переживала за Конни, она просто рассмеялась бы в лицо этому самоуверенному типу.
— Мисс Флауэр, пожалуйста. — И снова улыбка, вызвавшая в душе Эвелин смутное волнение, появилась на его лице.
Эвелин замерла. Великолепно. Теперь он пустил в ход тяжелую артиллерию — неотразимое обаяние. Жаль только, что ему не известно: против подобных чар у нее есть иммунитет. Такой шарм обычно действует на женщин как наркотик, и не менее разрушительно. Мать Эвелин убедилась в этом много лет назад, а Дженнифер — совсем недавно.
Квентин продолжал улыбаться.
— Конни хочет, чтобы вы приехали. Ведь вы же и так собирались в отпуск, верно? А в это время года в наших местах очень красиво. Вы бывали когда-нибудь в Вермонте? Лучший способ отдохнуть — смена обстановки.
Эвелин рассердилась. Откуда он узнал, что она собирается в отпуск? Ей вообще не следует уходить в отпуск в этом году. Пока Эвелин помогала Дженнифер оправиться от удара судьбы, она совсем забросила свое дело — небольшое рекламное агентство, доставшееся ей в наследство от отца. А скоро День всех святых, День благодарения, не успеешь оглянуться как наступит Рождество, самое горячее время для рекламных агентств.