― Держи. ― Он взял открытую бутылку вина. ― Мне, оказывается, нравится чертово розе.
― Тебе нравится всё. И все.
Он ухмыльнулся. Окинул взглядом комнату. Она была немногим лучше гостиничного холла. Безвкусная, но дорогая мебель, предназначенная для гостей. В ней не было ни одного из удобств, присущих тем покоям, которые нам предоставили.
Несколько ламп с абажурами из бордовой ткани освещали помещение приглушенными оттенками красного. В тусклом свете антикварные столы и стулья легко было принять за настоящие. Но я был археологом и умел распознавать репродукции. Золотые обои на стенах немного скрашивали обстановку, хотя в целом гостиная производила впечатление шикарного отеля.
Но у нее было одно важное отличие, которого не было у моей спальни.
Бар.
Более того, бар, о существовании которого моя мама, похоже, даже не подозревала.
― Она уже закончила буйствовать? ― Спросил я, сжав губы при воспоминании о том, как она швырнула вампира вдвое больше себя в стену за то, что тот назвал ее мэм.
Еще одно фырканье.
― Нет.
― Она добьется, чтобы нас изгнали. ― Я вздохнул. Сабина привыкла добиваться своего ― быть матриархом. А Тея только что заняла предназначенный для нее трон.
― Ну и что? ― Мой брат пожал плечами и сделал глоток. ― Это место ― отстой, и не в хорошем смысле. Мне нужна оргия.
Я его проигнорировал. Себастьяну всегда нужна была оргия.
― Можно было предположить, что она будет счастлива узнать, что ее сын снова дышит.
― Я думаю, проблема в том, что Тея тоже дышит.
Он, вероятно, был прав, и от этого во рту появился неприятный привкус. Мне нравилась Тея. Но было что-то еще. Я просто не понимал что. У меня было такое чувство, будто внутри меня что-то зудит ― слишком глубоко, чтобы почесать, но игнорировать невозможно.
В памяти всплыла пара полных губ, и ее лицо, покрытое шрамами, но захватывающее дух. В груди что-то сжалось, а затем опустилось к паху. Аурелия.
Почему я не мог выкинуть ее из головы?
Она была простой смертной, возможно, фамильяром. Это казалось вероятным, учитывая ее знание двора изнутри, но все же она была смертной. Шрам был тому доказательством.
Но было в ней что-то такое, что, казалось, стремилось завладеть каждой моей мыслью. Это был долгий день. Долгая неделя, если быть честным. Может быть, это была просто потребность отвлечься, но я не мог не представлять, какие изгибы скрываются под плащом, который носила Аурелия, ― и как хорошо было бы зарыться в нее и смотреть, как эти полные губы приоткрываются, когда я…
Я потряс головой, чтобы избавиться от наваждения. Я едва знал ее, но уже подумывал о том, чтобы заявить на нее права. Я не мог понять, то ли это из-за странного влечения, которое я почувствовал в момент нашей встречи, то ли потому, что мне нужно было забыться.
Это была просто похоть ― временное, хотя и раздражающее, отвлечение. Я годами обходился без секса, когда был сосредоточен на работе. Когда я хотел, всегда находилась готовая на все женщина. И что-то подсказывало мне, что Аурелия была чем-то большим, чем я мог себе позволить, особенно если она работала на Le regine.
Но как бы я ни убеждал себя, мне было любопытно, где она и чем занимается. Она исчезла в хаосе, последовавшем за воскрешением. Я хотел спросить ее, как она догадалась, что делать, что ей было известно о сегодняшнем пророчестве. Я хотел схватить ее и…
― У тебя что-то на уме? ― Себастьян прервал мои блуждающие мысли.
Я отогнал фантазии и нахмурился.
― Ничего. ― У меня было четыре брата, и, если бы я захотел попросить у кого-то из них совета по поводу женщины, Себастьян был бы последним в этом списке. ― Может, нам стоит разыскать нашу мать, пока она не сожгла все дотла.
Его губы скривились от отвращения.
― А это обязательно?
― Не беспокойся о своей матери, ― прервал его низкий голос.
Я обернулся и увидел нашего отца. Он выглядел изможденным, словно тысячи лет настигли его всего за одну ночь.
― Она под контролем, ― сказал он и мрачно посмотрел на бутылку вина в руке Себастьяна. Затем он обратил внимание на почти пустую бутылку виски в моей.
Я передал ему то, что осталось.
― Спасибо. ― Он допил виски.
Я понизил голос.
― Что нам теперь делать?
Нас вызвали в Венецию по двум причинам: чтобы помочь в спасении Теи и присутствовать на коронации нашей матери. Я подозревал, что Сабину больше волновало последнее. Теперь, когда ни той, ни другой причины не осталось, я задумался, не пора ли уезжать.