Женщина в кресле открывает глаза и улыбается:
– Привет, я Тереза. Очень приятно познакомиться. Наверняка скоро увидишь и мою дочку Кэми, и сына Олли.
– Мне тоже приятно, – отвечаю я, а Эмма жестом приглашает меня сесть в кресло.
Я вешаю сумку и джинсовую куртку на крючок у зеркала и опускаюсь в кресло. Все это место напоминает старомодную парикмахерскую. Как и «Dogwood», оно будто застыло во времени, все старенькое, но уютное, с теплом и душой. Первое слово, которое приходит в голову, – винтаж. Прямо как салон Долли Партон из Стальных магнолий. Я с восхищением наблюдаю, как женщины болтают о местных сплетнях и событиях.
Эмма запускает пальцы в мои волосы и тихо говорит:
– Какая красота. Ты их окрашиваешь?
Я качаю головой:
– Нет, это мой натуральный. Наследство по папиной линии.
У нее округляются глаза, и она улыбается:
– Да за такой цвет люди немалые деньги отдают, а тебе, выходит, сам Господь подарил? – протягивает она с характерным южным акцентом.
– Похоже, на то, – улыбаюсь я. Раньше я ненавидела свои волосы. В детстве меня безжалостно дразнили. Но в последнее время я учусь принимать себя целиком. Пытаюсь начать с чистого листа.
– Ну что, красавица, что делаем сегодня? Стрижку и укладку? – спрашивает Ливи, мягко перебирая мои волосы.
Я выдыхаю сквозь сжатые губы. Даже такая мелочь, как выбор прически, вдруг кажется непреодолимой задачей. Абсурд. Но я правда не знаю, чего хочу.
Эмма внимательно смотрит на меня через зеркало, пока я веду в голове эту маленькую войну, и вдруг спрашивает:
– Доверишься мне?
Я прикусываю губу и усмехаюсь:
– Конечно. Это же всего лишь волосы. Действуй.
Она широко улыбается:
– Вот это будет весело. Я немного освежу форму и добавлю игривые слои.
Я нервно втягиваю воздух сквозь зубы. Надеюсь, я не пожалею об этом. Эмма подводит меня к раковине, устраивает поудобнее, и начинается, без преувеличения, лучший шампунь-сеанс в моей жизни. Этот массаж кожи головы заткнет за пояс любой салон, где я когда-либо была. Я правда рада, что Мэгги уговорила меня пойти с собой.
– Ну, Вайолет, что привело тебя в Бриджер-Фолз? – спрашивает она, прикрывая мне глаза ладонью, пока смывает шампунь. Теплая вода приятно обволакивает, и я чувствую, как начинают расслабляться плечи.
– Приехала навестить Мэгги… и влюбилась. Решила остаться ненадолго, – признаюсь я.
– В кого влюбилась-то? – смеется она, втирая в волосы маску и снова погружая пальцы в кожу головы.
– В Бриджер-Фолз, – признаюсь я.
– А может, она тут кое в кого потихоньку влюбляется, – с усмешкой вставляет Мэгги.
– Ни в кого я не влюбляюсь, – парирую я. – У меня пауза от любви. Зато я играю на гитаре и сочиняю про нее песни, – добавляю с усмешкой, пытаясь свернуть с темы.
– А еще она отлично поет, – с гордостью говорит Мэгги.
– Давно играешь на гитаре? – спрашивает Эмма.
– С восьми лет. Родители подарили мне гитару на Рождество, и с тех пор я пою и играю на любой сцене, где меня готовы терпеть.
– То есть… лет десять? – поддевает она, прищурившись.
– Двадцать два, – отвечаю с усмешкой. – На самом деле мне тридцать.
– Да ты что! Выглядишь так молодо. Отдала бы все за такую чистую кожу и эти роскошные волосы.
– Спасибо, – улыбаюсь я, оглядываясь на этих женщин, которые так искренне поддерживают друг друга. В салоне будто дышится легче.
– До сих пор не верится, что тебе тридцать, – радостно говорит Мэгги. – Для меня ты навсегда останешься моей юной племянницей, Вайолет.
– Намек понят, ты считаешь меня старой? – поддразниваю я.
– Девочка, мне в этом году семьдесят один, так что по части старости я тебя точно обскакала, – смеется она.
Дверь распахивается, и в салон влетает молодая девушка, балансируя с двумя подносами, полными стаканчиков с кофе. У нее длинные черные волосы, ниспадающие на плечи и струящиеся по спине.
– Ну что, что я пропустила? – весело выкрикивает она, захлопывая дверь ногой – колокольчик на ней мелодично звенит.
Эмма берет у нее один поднос и говорит:
– Это Кэми.
– Ты моя спасительница. Мне это было нужно, – говорит Эмма, обнимая ее одной рукой.
– Я принесла кучу, так что угощайтесь, кто хочет, – отвечает Кэми, ставит второй поднос на кофейный столик и скидывает куртку.
– А это Вайолет. Она племянница Мэгги, живет сейчас в «Dogwood». С восьми лет играет на гитаре, и, между прочим, именно благодаря ей Мэгги наконец-то получила помощь, которую давно заслуживала, – говорит Эмма, хватая фен.
– Привет, Вайолет! Возьми кофе, – говорит она мне, а потом поворачивается к Мэгги:
– Что-то слышно от Мак? У нее все в порядке?
– Вернется через пару дней, – отвечает Мэгги. – Сейчас у нее завал в школе, много всего навалилось.
Я стараюсь уследить за всеми разговорами, пытаюсь запомнить, кто есть кто, соотнести имена с лицами. Но все они такие яркие, интересные, а я никогда не была среди столь крутых, живых людей. Они всерьез усложняют мне задачу когда-нибудь уехать отсюда.
Слушая, как они болтают с Мэгги, я все яснее понимаю, насколько она важна для этого города. Она – словно клей, который все здесь держит. Она всегда рядом, всегда поддержит, чем может. Даже меня – приютила, когда мне больше некуда было идти.
Пока они продолжают беседу, Эмма сушит и укладывает мне волосы. После легкой стрижки они уже выглядят и ощущаются куда лучше, будто вместе с кончиками срезали что-то лишнее и тяжелое.
– Кэми, как дела у тебя в Steamy Sips? – спрашивает Мэгги, а потом поворачивается ко мне. – У Кэми своя мобильная кофейня, так что теперь понятно, откуда у нас такой вкусный кофе.
Я беру один из стаканчиков и делаю глоток. Кофе действительно отличный, с легкой ноткой корицы, насыщенный, но совсем не горький. Черт, она и правда разбирается в этом.
– Спасибо, Кэми.
Она улыбается:
– Все супер, не жалуюсь. Думаю открыть обычное кафе. Я оставлю трейлер для мероприятий, но было бы здорово иметь место, где люди могли бы посидеть и поболтать.
– Я не представляю, как ты еще и это впишешь в свой график, с учетом всего остального, что у тебя на плечах, – замечает Тереза с прищуром.
Кэми и Тереза переглядываются, и Кэми говорит:
– У меня бизнес, мам. Бизнес, который помогает нам содержать ранчо. Если тебе кажется, что я делаю недостаточно, попроси Олли помогать побольше.
Тереза сверкает на нее глазами, и между ними пробегает напряженный взгляд.