– А что она вообще делает в Бриджер-Фолз? – спрашиваю я.
Мэгги смотрит на меня, потом на вход в бар, откуда уже начинают расходиться последние посетители.
– Она многое пережила в Нэшвилле. Пытается начать все с чистого листа. Что именно случилось – не знаю. Она не хочет говорить об этом.
От этого у меня закипает кровь, потому что я знаю, каково это, когда в Нэшвилле все летит к чертям. И теперь думаю, о том, что же у нее произошло. Часть меня хочет узнать, потому что я-то видел, как музыкальная индустрия перемалывает людей и выбрасывает их вон. Но я также знаю, что не могу в это лезть. Не могу ей помочь – это будет означать раскрыть, кто я на самом деле такой.
И хотя я уверен, что Мэгги не звала ее сюда специально, сейчас я слишком уязвим. Если Рыжая раскопает, кто я, – все пойдет к чертям.
Ночь проносится как в тумане. Рыжая уходит с Мэгги, а я, как последний трус, отсиживаюсь в кабинете и выжидаю, пока она уйдет, прежде чем выйти самому. Я не могу на нее смотреть. Не могу думать об этих песнях.
Еду домой, и в голове сплошной хаос. Все было четко, спокойно, безопасно. Никто не лез в мою жизнь здесь, в Бриджер-Фолз. А потом появилась Рыжая, и все пошло наперекосяк. И я не знаю, что с этим делать.
У меня несколько выходных. И, если честно, я рад свалить отсюда. Мне нужен этот перерыв. Мне нужно выбросить ее из головы.
Проходит несколько дней отсутствия в городе, я возвращаюсь поздно вечером – только что вернулись из Коди, где у группы Мак был конкурс. Они заняли третье место, и это был настоящий момент гордости для отца. Поездка домой оказалась долгой, но мне нужно было вернуться. У меня огромный список дел, которые мне нужно сделать утром с животными и баром.
Мэгги прислала сообщение, что позаботилась о доме и животных, и я удивился, не увидев ее старенький пикап у дома. Решив, что она, наверное, припарковалась в гараже, я взял сумку и зашел внутрь.
Дверь в гостевую комнату закрыта, а Пиклс нет в ее клетке, так что я предполагаю, что Мэгги забрала ее на ночь к себе, она так делает, когда остается на ночь.
Я принимаю душ, смываю с себя весь день и валюсь в постель, не успев даже как следует подумать – моментально вырубаюсь.
Я просыпаюсь от солнца, пробивающегося сквозь жалюзи, и пару раз моргаю, когда до меня доносится тихая музыка откуда-то из дома. Странно. Мак вернется только ближе к вечеру , она едет обратно с друзьями на автобусе.
Думая, что, может, я забыл выключить телевизор или что-то типа того, встаю, натягиваю спортивные штаны и футболку, провожу пальцами по волосам. И замираю, когда понимаю, что это не телевизор. Это гитара. Кто, черт возьми, играет на гитаре в моем доме? Я выхожу в коридор и останавливаюсь, почувствовав запах кофе, кофейник почти полный.
Мэгги не пьет кофе, и я не понимаю, зачем ей было его варить. Она заливается Red Bull, как водой. И, если уж на то пошло, пьет его слишком много. Я наливаю себе чашку, и чуть не проливаю, когда до меня наконец доходит, кто играет на гитаре у меня на веранде.
Рыжая.
Она в моем доме. Она сварила кофе. И сидит на моей веранде с гитарой.
Да быть такого не может.
Какого хрена вообще происходит?
Меня накрывает тревогой, в моем доме посторонний человек, который знает, где я живу… и вполне может разболтать об этом всему свету. Но я знаю, что Мэгги никогда не подставит меня. Она – единственный человек на свете, которому я доверяю свою семью.
Хотя, черт возьми, когда-нибудь я и правда засуну ее в дом престарелых за такое.
Я прислоняюсь к дверному косяку и смотрю на Рыжую сквозь стекло. Она раскачивается на качелях на веранде, ноги поджаты, укрыты пледом, а в руках у нее гитара, прижимает к себе, будто младенца. Ее волосы, цвета пожарной машины, собраны на макушке в пучок – Мак называет это «творческим беспорядком», – несколько прядей выбились и обрамляют лицо, сияя в солнечном свете, который полностью ее заливает. Рядом, на перилах, стоит кружка с дымящимся кофе.
Она выглядит так, будто всегда здесь жила.
Она потрясающая. У меня перехватывает дыхание просто от одного вида, как она сидит на моей веранде, будто это ее место.
Она мягко перебирает струны и вполголоса поет, будто пытается поймать нужные ноты. Поет она хорошо, но на один аккорд все-таки промахивается, и я едва сдерживаюсь, чтобы не поправить ее. Такое странное чувство, рядом со мной человек, который тоже играет. Еще страннее, что она играет мою музыку. Песню, которую я написал. В моем доме.
Я будто попал в какое-то параллельное измерение.
Я погружаюсь в свои мысли, наблюдая, как ее руки точно и легко перебирают струны. Слушаю ее, не отрываясь, пока вдруг не замечаю, что она смотрит на меня.
– Привет, Ковбой. Не хочешь присоединиться? – с улыбкой говорит она и сдвигается на качелях, освобождая место.
Я отталкиваюсь от дверного косяка и сажусь рядом.
– Что ты тут делаешь? – спрашиваю, отпивая кофе и не сводя с нее глаз. Просто не могу.
Ее колено касается моего бедра. Она поворачивается ко мне, удивленно приподняв брови, и я понимаю, как близко она сидит. Настолько близко, что я различаю каждую длинную ресничку, вижу, как веснушки ложатся по переносице. У нее до смешного свежий вид, для такого раннего утра.
Вайолет подобна солнечному свету.
Она ловит мой взгляд и говорит:
– Мэгги не сказала тебе, что я останусь здесь и присмотрю за домом и животными? Она уверяла, что ты сам попросил меня помочь.
Из-под одеяла рядом с Рыжей высовывается Пиклз, сонно смотрит на меня и вяло виляя хвостиком.
Предательская псина.
Я не могу злиться на Мэгги. Она снова лезет не в свое дело, но я знаю, что это из лучших побуждений. Тянусь к Пиклз и глажу ее мягкую голову, она снова устраивается между нами с Рыжей, и кладет подбородок мне на колено. С Рыжей я вдруг чувствую себя чертовски неуверенно, так что рад, что хоть собака отвлекает.
– Ну да, наверное, просто вылетело из головы, – бормочу я, глядя на двор. Цветы, которые Мэгги и Мак посадили в горшках, уже распустились.
Я знал, что она что-то задумала. Сказала как-то невнятно, что поживет у меня и присмотрит за собакой. Просто: «я все устрою». И, черт возьми, устроила.
Ее глаза округляются, и она замирает:
– Подожди… ты просто проснулся и услышал, как какой-то странный человек бренчит на гитаре у тебя на веранде? Господи, прости, я не знала, что ты дома.
Я фыркаю и усмехаюсь:
– Звучишь классно. И спасибо, что позаботилась о моей собаке.
Я должен бы раздражаться. Должен злиться. Но я рад ее видеть.
– Конечно, мне было несложно. Раз ты вернулся, я, пожалуй, пойду, – говорит она и поднимается.