Я глубоко вдыхаю и смотрю ему вслед. Он кажется таким красивым, добрым, заботливым. Все, о чем мечтает каждая женщина. Откуда он вообще взялся?
Я думаю о том, как в последнее время избегала людей. Но быть с ним, это именно то, что мне было нужно. Пусть даже на одну ночь.
Глава 4
Уокер
Я не врал, когда сказал, что никогда не уводил женщин из своего бара к себе домой. Смешивать работу с личным – не в моем духе. Конечно, за эти годы у меня случалась пара-тройка одноразовых интрижек, но это меньше, чем я могу сосчитать по пальцам одной руки, и только когда я был в отъезде по делам. Ни одна из них даже близко не стояла к тому, что только что произошло с ней.
Рыжая – это не просто связь на одну ночь. Это чертова сенсация. То, как ее тело отзывается на мое, как ее прикосновения превращают меня в огонь, это не передать словами. Как фейерверк в небе на Четвертое июля. Как естественный кайф, с которым не может сравниться ни одно вещество. То, что было между нами, это не просто развлечение. Это – момент, который не забудешь.
Она была великолепной сиреной, такой сногсшибательной и завораживающей, и я не мог отвести от нее глаз весь вечер. И какова вообще вероятность, что она остановилась именно в «Dogwood»? В том самом мотеле, которым заведует Мэгги, она мне как мать, а моей дочке Макейле, которую все зовут Мак, почти что бабушка. Вот почему мне срочно надо убираться отсюда к чертям собачьим. Нельзя, чтобы Мэгги увидела мой пикап, припаркованный у ее мотеля. Она засыплет меня вопросами, на которые я не собираюсь отвечать. А ее нотации... Господи, как же они раздражают. А уж сколько дерьма выльется в мой адрес, лучше этого не знать. Она и без повода порой достает меня, а тут я подкину ей отличный повод. А мне это не надо.
У нас с ней вообще… особенные отношения, постоянные подколки, вечные словесные перепалки. Но, несмотря на все это, она мне как семья. По сути, она у меня одна и есть. Мэгги сама не местная, ее семья живет в другом штате, так что она, как и я, переселенка, и здесь уже сама создала себе семью.
Я аккуратно выскальзываю из постели, стараясь не шуметь. Натягиваю боксеры и джинсы, засовываю ноги в ботинки и подбираю с пола рубашку. Краем глаза замечаю ее кружевные красные трусики, хватаю их и прячу в карман.
Эту ночь я не забуду никогда. Сколько бы я ни думал о ней и об этой ночи, у меня сейчас дофига забот. Да и вряд ли такая женщина, как она, останется в захолустье где-то в глубинке Вайоминга.
Она лежит там как во сне, такая настоящая, такая красивая, что хочется остановить время. Рыжие волнистые волосы веером раскинулись по подушке, освещенные лунным светом, льющимся из окна. Идеально пухлые губы слегка приоткрыты. Она спит спокойно и глубоко, после тех оргазмов, которые я ей подарил.
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не наклониться и не коснуться ее губ, хотя и хочу попробовать ее на вкус.
И вдруг я замираю. В углу комнаты, рядом с дорожной сумкой, из которой вываливается одежда, стоит потертый футляр от гитары. От этого вида у меня перехватывает дыхание.
Я снова смотрю на нее, и внутри мелькает удивление. Но затем приходит нечто другое, что-то более глубокое. Я не могу перестать пялиться, это притяжение невозможно игнорировать, как будто сама гравитация тянет меня к ней.
Я не могу не думать о гитаре. Она играет для души? Или выступает? Музыканты в нашем городке, это огромная редкость, а еще одна женщина-музыкант – последнее, что мне сейчас нужно.
Она как-то мимоходом обмолвилась, что любит музыку, так будто это ничего не значит, в тот момент, когда я провел пальцами по строчкам, вытатуированным у нее на бедре.
Тем самым строчкам, которые когда-то написал я. Песня, в которую я вложил душу, много лет назад. Теперь навсегда запечатлена на ее коже.
Она об этом не знает. Не может знать. Просто не может.
Когда мои пальцы скользили по этим словам, что-то внутри меня перевернулось, так словно похороненный кусочек моего прошлого вырвался и рвется наружу. Но она не может знать. Я годами прятал это, закапывал так глубоко, что оно стало почти призраком.
Если бы я вообще мог представить себе женщину, которую назвал бы своей – это была бы такая, как она. С характером, уверенная и чертовски сексуальная. Но в ней есть еще и уязвимость, и она притягивает ничуть не меньше.
Эта ночь была словно сон. Прекрасный, яркий, и, к сожалению, несбыточный. Потому что такая женщина, как Рыжая, просто проезжает мимо Бриджер-Фолз. Она не похожа на ту, кто когда-либо задержался так далеко от ближайшего города, особенно где-нибудь в глубинке Вайоминга. Что, собственно, заставляет задуматься, а зачем она вообще сюда приехала?
Жаль, но я так и не узнаю. Мне пора. Так будет правильно. Так, по крайней мере, я пытаюсь убедить себя в этом.
Мне стоит нечеловеческих усилий открыть эту дверь и сесть в пикап. Одиночество, которое живет внутри меня, буквально толкает назад, к ней, в ее теплую постель. Хочется вернуться и лечь рядом. А утром отвезти ее на завтрак. Узнать ее получше. Спросить, почему эта песня так много для нее значит, что она решила оставить ее на своем теле навсегда. Услышать ее смех как можно больше раз, пока она не уедет.
Потому что она уедет. Все в итоге уезжают.
Я неохотно иду к своему пикапу, но несколько раз оборачиваюсь, все еще пытаюсь осознать, что вообще произошло этой ночью. Я никогда не встречал никого, похожего на нее. Никогда не чувствовал такой связи с кем-то. Все это кажется нереальным.
Улицы Бриджер-Фолз в это время уже пусты. Такая тишина бывает только в маленьком городке, где все ложатся спать рано, а после наступления темноты по Мейн-стрит изредка проезжает только какой-нибудь фермерский грузовик, и мягкий свет фонарей на крыльце, который никто не выключает просто по привычке. Здесь спокойно. Тихо. И от этого на душе становится чуть легче.
Пока я веду машину, шины моего пикапа тихо гудят по потрескавшемуся асфальту, мимо до боли знакомых мест, ставших частью моего дома. Вывеска «Корма и хозяйственные товары Бриджер-Фолз» покачивается на ночном ветру – потемневшее от солнца и ветров Вайоминга дерево, хранящее следы многих лет. Через дорогу закусочная «Урожай и мед» погружена в темноту – синие и белые клетчатые занавески опущены на ночь, но с рассветом отсюда потянет ароматом свежего кофе и булочек с корицей, заманивая посетителей на их привычный утренний перекус.
Городская площадь сейчас пуста. Гирлянды, натянутые между зданиями, тихо покачиваются на ветру, отбрасывая мягкое мерцание на витрины – банк, универсальный магазин, салон «Ботинки и локоны», все они терпеливо ждут утренних прохожих.