Последние фонари тают в зеркале заднего вида, когда я пересекаю границу города. Передо мной открываются холмистые пастбища и густые заросли сосен. Здесь больше нет ни тротуаров, ни уличных фонарей, только темная, открытая земля, тянущаяся на многие мили под небом, усыпанным звездами.
Через двадцать минут я сворачиваю на узкую грунтовую дорогу, обозначенную простым деревянным столбом с моим почтовым ящиком, наполовину скрытым под ползучим шалфеем. Пикап с гулом въезжает на гравий – шины хрустят по земле, пока я спускаюсь по длинной подъездной дорожке, с обеих сторон обнесенной, потрепанным временем, деревянным забором.
Мои земли раскинулись широко – акры открытых пастбищ уходят вдаль под лунным светом, обрамленные густыми соснами, которые служат естественной границей от остального мира. Вдалеке поблескивает озеро – серебристая лента, отражающая небо. Его гладкая поверхность почти неподвижна, разве что изредка вздрагивает от легкого ночного ветерка.
И вот в поле зрения появляется мой дом.
Он возвышается на фоне гор Вайоминга с гордой простотой, деревянные балки, крутая крыша, свет из окон, оставленный мною на ночь, мягко светится в темноте. Широкое крыльцо опоясывает весь дом, под его навесом аккуратно расставлены глубокие качающиеся кресла, будто в ожидании неспешного утра, на которое у меня почти никогда не хватает времени.
Недалеко от главного дома находится амбар, его силуэт четкий и знакомый, в воздухе тут всегда витает запах сена и кожи. За ним тянутся загончики, огороженные и готовые, хотя лошади сейчас и мирно отдыхают.
А чуть поодаль, через озеро, прямо на берегу, расположен коттедж. Он меньше, уютнее, с каменным камином и широким парадным крыльцом в загородном стиле с видом на воду. Место, созданное для тишины, уединения и творчества.
Пикап глухо замирает, двигатель затихает. Я остаюсь сидеть, глядя на дом, который построил сам. На пространство, которое должно было дарить покой.
Но все, о чем я могу думать – это та женщина, которую я оставил в городе.
С медленным выдохом я выхожу из машины, свежий ночной воздух наполняет мои легкие, пока я иду к дому.
Я открываю заднюю дверь и прохожу внутрь, сквозь полумрак, в котором тускло горят оставленные лампы.
Смотрю на часы. Четыре утра. Я слишком на взводе, чтобы уснуть. Беру из холодильника пару бутылок воды и направляюсь к причалу, где пришвартована лодка.
Мой коттедж на другом берегу озера, за домом, – мое личное убежище. Уже больше десяти лет он принадлежит только мне. И это то место, куда я прихожу, чтобы выплеснуть все свое одиночество, вложив его в написание песен и создание шедевров, которые будут петь другие люди. Потому что это то, что поддерживает меня. Помогает не сойти с ума. Дает хоть что-то, что принадлежит мне.
Создание музыки - мое, и только мое. Я даже не делюсь этим со своей пятнадцатилетней дочерью, хотя музыка – важная часть нашей жизни. Она играет в школьном оркестре и умеет обращаться с несколькими инструментами. У нас столько виниловых пластинок, что мы вполне могли бы открыть собственный магазин.
Музыка – моя страсть, но она больше никогда не займет центральное место в моей жизни.
Вся эта сцена теперь принадлежит Мак. И будет принадлежать всегда.
Я хорошо зарабатываю, сочиняя песни, продавая их частным образом, но все, чего я хочу, чтобы люди, глядя на меня, видели владельца бара и хорошего отца. Только это.
Когда десять лет назад Мэгги предложила мне купить захудалый местный бар в городе, я отмахнулся. Я понятия не имел, как управлять баром. Я – бывший кантри-музыкант. Я перебрался сюда, в Бриджер-Фолз, с таким количеством денег, что не знал, куда их девать. Теперь я пишу песни под другим именем и живу тихой, уединенной жизнью.
Но когда ты в одночасье становишься отцом-одиночкой и понимаешь, что теперь есть целый человек, который зависит от тебя во всем – реальность накрывает быстро и жестко. Мак не заслужила всего того, что с ней произошло. Но я, черт возьми, сделал все, чтобы у нее было все, что ей нужно. И чтобы жизнь у нее была как можно лучше. Она всегда будет для меня на первом месте.
Я продолжаю писать, просто чтобы хоть что-то чувствовать. И до сегодняшней ночи только песни давали мне это чувство.
Пока не появилась Рыжая.
Я устраиваюсь в кресле, откидываюсь назад и беру гитару, перебирая мелодию, которая преследовала меня весь вечер. Записываю пару строчек в свой блокнот, он всегда в моем кармане, день за днем. Открываю его, начинаю напевать и тут же правлю слова, подстраивая их под аккорды.
Через два часа у меня готова песня. Неидеальная, но это песня, над которой я продолжу работать и доведу до ума, а потом отправлю менеджеру. Я продам ее, а потом напишу другую. Все как всегда. И так по кругу. Потом она будет звучать повсюду – на радио, в магазинах, в чужих голосах. И никто не узнает, что ее написал я. Я думал, что у меня в жизни есть все, что нужно: потрясающая дочка, которую я люблю, дело, которое мне по-настоящему нравится, и возможность писать музыку. Но в последнее время я все чаще ловлю себя на мысли, что что-то изменилось.
Но что-то подсказывает мне, что эта песня особенная. Возможно, эта песня для меня. Может быть, я оставлю ее себе. Такого желания у меня не было... до этой ночи.
Я вспоминаю гитару в комнате Рыжей, с потертым футляром. Это не новенький инструмент, купленный чтобы «попробовать». Это та гитара, которую действительно любят и часто играют на ней. Я представляю, как пою эту самую песню с Рыжей, с ее мягким, бархатистым голосом, и у меня внутри становится тепло. Представляю, как мы вместе исполняем эту песню. Она рядом, ее полные алые губы поют в такт, а пальцы перебирают струны.
Но я тут же отгоняю эти мысли, так же быстро, как они пришли. Когда-то я уже делился своей музыкой с кем-то, и это чуть не сломало меня. Я больше не могу себе этого позволить. Все пошло не так, как я ожидал, и возвращение в ту часть себя – это ящик Пандоры, который мне точно не стоит открывать. Это риск, на который я не пойду.
Музыка для меня всегда останется личным. И иначе быть не может.
Я направляюсь обратно к дому, а потом и к амбару.
На улице еще рано, и животных нужно накормить и выгулять, прежде чем я хотя бы попытаюсь немного поспать. Хотя, если честно, сомневаюсь, что смогу. После прошлой ночи в голове до сих пор все гудит от ее присутствия, от того, что было между нами.
Я провожу руками по спинам своих лошадей и напоминаю им, что их любимая девочка скоро вернется, еще пару дней, и Мак будет дома. Проверяю, чтобы у них был корм, сено и вода. По сути, я у них как запасной вариант. Они обожают Мак, и я знаю, что меня они просто терпят, пока ее нет, но они скучают по ней.