А потом был поцелуй. Боже, этот поцелуй.
Я все еще ловлю рваное дыхание, все еще будто парю в том электрическом заряде, который мы только что создали... И вдруг чувствую это. Перемену.
Не в себе. В нем.
Уокер напрягается рядом, его тело словно каменеет. Его легкая, обжигающая улыбка исчезает, будто свечу задул резкий порыв ветра. Челюсть сжимается, плечи напрягаются, и в его виски-глазах вспыхивает что-то темное.
Я едва успеваю осознать это, как тоже чувствую ее – чужой взгляд. Тяжелый. Обжигающий. Режущий даже через гул толпы.
Я поворачиваю голову, и вижу ее.
Стеллу.
Я узнаю ее мгновенно. Как могла бы не узнать? Эта женщина преследовала меня в кошмарах, ее голос до сих пор шепчет в глубине сознания, что мне не место в музыкальной индустрии. Она – та, кто украл у меня все.
Она стоит в самом конце зала, скрестив руки на груди, ногти безжалостно врезаются в рукава ее пальто. Высокая, светловолосая, вылепленная до совершенства, словно сошла с экрана дорогого музыкального клипа, прямо в мой личный кошмар.
Но сильнее всего меня бьет не ее внешний вид.
Ее выражение лица.
Она не удивлена, увидев его. Она вне себя от злости, увидев меня.
Ее ледяные голубые глаза мечутся между нами, взгляд становится все острее, губы сжимаются в тонкую, безжалостную линию.
Она все видела. Абсолютно все.
Песню. То, как Уокер смотрел на меня. Как прикасался ко мне. Как мы целовались, будто весь остальной мир просто исчез. Ее появление разрушило то, что должно было стать лучшим моментом в моей жизни.
А теперь?
Она смотрит на меня так, будто готова перегрызть мне горло. Будто собирается уничтожить еще кое-что, что мне дорого.
Но зачем она здесь?
Меня тошнит от одного только вида, как она начинает двигаться к нам, а звонкий стук ее каблуков разрывает шум бара. Все вокруг оборачиваются, наблюдая за происходящим, на лицах – растерянность.
Это не случайность.
Она пришла за ним.
И у меня ужасное предчувствие, что она собирается сделать так, чтобы я это поняла.
– Привет, малыш.
Малыш.
Слово падает в середину бара, будто бомба. То, как она произносит это, медленно, намеренно, как будто утверждает свое право, заставляет мой желудок сжаться.
Уокер не двигается. Челюсть у него сжата, пальцы подрагивают у бедер, и я буквально кожей чувствую напряжение, исходящее от него. Он ее знает.
И у меня все внутри обрывается. Потому что я узнаю это лицо. Узнаю эту ухмылку.
Нет. Только не это. Нет, нет, нет.
Она откидывает свои длинные светлые волосы за плечо, а ее знакомый дорогой парфюм достигает меня раньше, чем голос.
– Ну надо же, – ее взгляд скользит по мне медленно, с холодной расчетливостью, прежде чем она коротко смеется. – Вот это номер.
Я не могу пошевелиться. Не могу вдохнуть.
Потому что прямо передо мной стоит Стелла.
Стелла. Моя бывшая лучшая подруга.
Та, которой я доверила все – свои песни, свои тайны, свои мечты.
Та самая девушка, которая украла у меня все.
Та самая, что поставила свое имя под моими песнями.
Она назвала воровкой меня, заставила потерять контракт с лейблом, вынудила уехать из города и начинать все заново – строить карьеру, собирать по кусочкам свою жизнь. Женщина, которая меня сломала.
Да чтоб ее.
Воздух вокруг стал слишком тяжелым, голоса – слишком громкими. Я чувствую, как рядом сдвигается Уокер, его рука скользит по моему предплечью, но я не могу на него посмотреть.
Не могу оторвать взгляд от нее.
Она – воплощение зла. Человек, которому я доверяла... и которому больше никогда не смогу доверять.
Ее губы изгибаются в усмешке.
– О, Вайолет.
Она снова смеется, качая головой, будто это самое смешное, что она когда-либо видела.
– Не могу поверить. Ты и Ашер? – В ее глазах вспыхивает ледяной, злобный огонек. – Я, конечно, знала, что ты не брезгуешь моими объедками, но, черт побери, девочка. В этот раз ты вложилась по полной. Поздравляю. Правда, сыграла ты эту партию виртуозно.
Меня скручивает так, что я едва сдерживаю тошноту. О чем она вообще говорит?
Я сглатываю, заставляя голос звучать ровно:
– Что ты здесь делаешь, Стелла?
Она слегка наклоняет голову набок.
– О, так, мимо проходила. Решила навестить мужа.
Она протягивает руку и медленно проводит ухоженным пальцем по его руке. У меня сердце едва не вылетает из груди.
– Я скучала по тебе, малыш.
Что за хрень творится? Это бывшая жена Уокера?! Да ну нахрен. Как вселенная вообще может быть такой жестокой?
Уокер резко отдергивает руку, лицо его каменеет, но я даже не успеваю уловить его реакцию.
Потому что перед глазами у меня сплошная ярость.
Как она смеет?
Ей уже мало того, что она украла мои песни. Мою карьеру. Теперь она решила прийти сюда, перекинуть волосы через плечо, блеснуть этой своей «посмотрите на меня» улыбкой, и забрать еще и его?
Она ухмыляется, будто читает мои мысли.
– Ой, только не надо так нервничать, Ви, – цокает она, скрестив руки на груди. – Ты ведь помнишь, как это бывает? Я беру то, что хочу.
Она небрежно пожимает плечами, а в глазах вспыхивает злорадный блеск.
– И я всегда получаю, что хочу. Но все равно забавно, что ты думала, что сможешь победить.
Комната качнулась. Я не могу пошевелиться. Не могу дышать. И вдруг я понимаю: я не уверена, что справлюсь с тем, что будет дальше.
Я все еще ловлю рваное дыхание, все еще плыву в электрическом разряде того, что только что между нами случилось, когда чувствую… что-то меняется.
Не во мне. В нем.
Уокер замирает рядом, тело напрягается до предела, его легкая, сбивающая дыхание улыбка исчезает, словно пламя свечи, задутой ветром. Он сжимает челюсть, пальцы судорожно сгибаются у бедер, как будто он готовится к удару.
Желудок скручивает.
Нет.
Воздух с хрипом вырывается из моих легких.
Мак. Это мать Мак.
И самое смешное – за все годы, что я ее знала, она ни разу не обмолвилась, что вообще кем-то была – женой, матерью. Будто это никогда не было для нее чем-то важным.
Вдруг я не могу думать ни о чем, кроме как о Мак и о том, что творится у нее в голове. Я знаю, как сильно ее ранило отсутствие матери, а теперь... Она вернулась, да еще так ужасно себя ведет? Мак должно быть совсем плохо. Я быстро оглядываю зал и вижу Мэгги: она обнимает Мак, прижимая к себе, пока они в ужасе наблюдают за происходящим.