Кровь грохочет в ушах. Я смотрю на Уокера, на то, как напряглось его тело, на то, как он сглатывает, словно пытаясь задавить в себе что-то грязное, что-то болезненное. Слишком знакомое.
И я знаю эту боль. Потому что она сделала это со мной тоже. И сейчас меня трясет от ярости, потому что это именно она. Та, что сломала его. О, Господи.
Я делаю полшага назад. Ноги подгибаются, дыхание сбивается, словно груз обрушился мне на грудь. Открытие бьет, как удар в лицо.
Уокер был женат на Стелле.
Стелла, женщина, которая украла мою музыку, мои мечты, мое будущее. Человек, который воспользовался моим доверием, вытащила наружу все, чем я с ней когда-то делилась, и побежала за славой, держа в руках мои проклятые песни.
И все это время? Я ничего не знала. А он?
Я резко поворачиваюсь к нему, грудь сжимает, голос едва слышен:
– Уокер.
Его челюсть напрягается. Кулаки сжимаются. Он весь дрожит. И это ответ, правда? Он тоже не знал. Так же, как и я.
О, черт.
Я чувствую, как стены бара давят на нас со всех сторон. Люди продолжают разговаривать, пить, праздновать то, что только что произошло. Момент, который теперь кажется издевкой. Острой, готовой распороть меня изнутри.
Я смотрю на него, пытаясь подобрать слова, пытаясь хоть как-то вдохнуть воздух. Он наконец поворачивается ко мне. И взгляд, который я вижу, вонзается мне под ребра, остро, безжалостно. Как будто ему так же больно, как и мне. Как будто он тоже задается тем же ужасным вопросом.
Знала ли я.
Осознание обрушивается на меня, как товарный поезд. Он что, думает, что я знала? Что я знала, что он, бывший муж Стеллы? Что я позволила всему этому случиться, позволила ему влюбиться в меня, пока сама таила этот кошмарный секрет?
– Нет, – шепчу я, мотая головой, задыхаясь от комка в горле. – Уокер, я не… я клянусь, я не знала...
– Вайолет. – Его голос низкий, хриплый. Плечи напряжены до предела. Он резко выдыхает, словно пытаясь удержать внутри все, что его разрывает. И прямо сейчас от него исходит гнев. Такой, что он держится на последнем издыхании.
Я не успеваю сказать ни слова.
Потому что Уокер уже встает, хватает Стеллу за руку и тащит ее к выходу. Он не говорит ни слова. Но я знаю, с ней все еще далеко не закончено. Стелла никогда не уходит, не оставив за собой руин.
Глава 33
Уокер
Я не говорю ни слова. Просто хватаю Стеллу за руку и тащу к двери.
Она спотыкается на своих дурацких шпильках, дергается, пытаясь вырваться, но я не останавливаюсь.
Не могу.
Стоило мне увидеть, как она стоит там, ухмыляясь так, будто этот бар принадлежит ей, будто я принадлежу ей, внутри все вспыхнуло огнем и яростью.
Какого хрена.
Она не имеет права быть здесь. Не в моем городе. Не в моем баре. И уж точно не рядом с моей дочерью.
Я распахиваю дверь и вытаскиваю её наружу, в прохладную ночь Вайоминга. Дверь хлопает за нами, отрезая гул музыки и голосов. Теперь между нами только стук ее каблуков о тротуар. Я отпускаю ее руку.
Она приглаживает рубашку, на губах снова вспыхивает эта ее самодовольная, до бешенства знакомая улыбка, та самая, от которой я когда-то сходил с ума, во всех чертовых проявлениях.
Я раньше любил эту улыбку. Думал, в ней что-то есть. Что она что-то значит.
А теперь?
Теперь меня от нее тошнит.
Потому что эта улыбка, сплошная ложь. Разрушение, завернутое в дорогой парфюм и притворство.
И будь я проклят, если позволю ей вернуться сюда, спустя все эти годы, и снова все разрушить. Все, что я выстраивал своим горбом. Ту жизнь, которую я создал для Мак. И для себя.
Я резко втягиваю воздух, пытаясь удержать ярость, бурлящую под кожей.
Она не имеет права. Никогда больше. Не после всего, через что она меня провела.
Не после того, какой пиздец остался за ней, из которого я еле выбрался.
И теперь она снова здесь? Ведет себя так, будто имеет право вернуться в нашу жизнь?
Никакого права у нее нет. Она сама от него отказалась, когда бросила нашего ребенка, даже толком его не увидев.
Но злость моя, не только за себя.
Речь о Мак.
Она сейчас там, в баре, наверняка делает вид, что все нормально. Но я знаю свою девочку. Знаю, когда она играет на публику.
И пусть сейчас она держится, эта встреча все равно ее заденет.
Как иначе?
И черта с два я позволю Стелле снова причинить ей боль.
Я выдавливаю слова сквозь стиснутые зубы:
– Что ты здесь делаешь, Стелла?
Голос глухой, срывающийся, на грани.
Она выдыхает, коротко и почти смешно, прикладывает ухоженную руку к груди:
– Ашер…
Я качаю головой:
– Нет. Хватит этого дерьма. Скажи прямо, зачем ты сюда приперлась?
Ее губы сжимаются в тонкую линию, и маска соскальзывает, на миг я вижу, что под ней: отчаяние.
Жажда взять все под контроль, вывернуть ситуацию себе на пользу.
– Я все испортила, – шепчет она, голос дрожит. – Я знаю, я все проебала.
Я молчу. Потому что что тут сказать?
Она права. И накосячила она так, что не пересчитать.
Стелла судорожно глотает, глазами шарит по моему лицу, будто ищет слабое место.
Когда-то это работало.
Когда-то она смотрела на меня так, и я сдавался. Пускал ее обратно. Верил в каждую лживую байку, что она мне рассказывала, потому что думал, что смогу все исправить.
Нас исправить.
Но я уже не тот человек.
Не после того, что она сделала. И не после той цены, которую мне пришлось заплатить.
– Я просто… – тихо говорит она. – Я хочу все исправить. Хочу увидеть ее. Хочу увидеть свою дочь.
Слова врезаются в меня, как удар в живот.
Я замираю.
Тело двигается само, я делаю шаг вперед, голос становится темным, опасным:
– Ты не имеешь права так ее называть.
Пальцы сжимаются в кулаки.
– Ты сама отказалась от своих прав. Ты даже не знаешь, как ее зовут, Стелла.
Она вздрагивает. Но всего на секунду, прежде чем снова вздернуть подбородок, вся из себя уверенная и надменная, завернутая в дизайнерское пальто.
– Это нечестно, – выдыхает она. – Ты забрал ее у меня.