– И что ты хочешь мне сказать?
Стелла выпрямляется, проводит руками по полам пальто, будто пытается перехватить контроль над ситуацией. Как будто все еще думает, что она тут главная. Нет, уже нет.
Она открывает рот, и голос у нее становится сладким, с той самой мерзкой снисходительностью, которую я знаю наизусть:
– Моя прекрасная девочка…
Будто она ее знает. Будто имеет право говорить с ней так.
– Я понимаю, это, наверное, все очень сбивает тебя с толку…
Мак фыркает. Клянусь, она реально фыркает.
Мак поднимает руку и обрывает ее:
– Давай сразу остановимся.
Стелла моргает, явно сбитая с толку.
Мак делает шаг ближе. Голос у нее спокойный, осанка прямая, уверенная:
– Ты – донор ДНК. Не более.
У меня сжимается грудь. Она говорит это четко. Без колебаний. Будто давно носила в себе эти слова. Стелла дергается, вздрагивает, но Мак не дает ей времени прийти в себя.
Наклоняет голову, в глазах – сталь, и выкладывает все, как есть:
– А вот он? – она указывает на меня, даже не глядя. – Это мой отец.
Я перестаю дышать.
Но Мак не останавливается. Говорит ровно, твердо:
– В начальной школе он каждый день заплетал мне волосы перед уроками. Возил меня на футбол и на все сборы. Он не пропустил ни одного моего выступления. Купил мне прокладки, когда у меня начались месячные, и все объяснил, чтобы я не испугалась. Он был рядом, когда мне снились кошмары.
Она делает паузу.
– И некоторые из них, кстати, были про тебя.
У Стеллы приоткрывается рот… но тут же сжимается в тонкую, упрямую линию.
Мак даже не моргает:
– Он сделал для меня все.
Она делает еще шаг вперед. Голос становится резким, отчетливым, железным:
– А ты? Ты не сделала ничего.
Тишина после этого – такая густая, что кажется, вот-вот задохнешься. У меня в животе все сжимается. Ситуация накаляется слишком быстро.
Стелла переминается с ноги на ногу, и сглатывает. Но впервые за все время, ей нечего сказать. Ее история больше не работает. Здесь она не может исказить правду под себя.
Я делаю медленный, выверенный шаг вперед, не отрывая от нее взгляда:
– Она высказалась.
Мой голос тихий, твердый. Не вопрос. Не просьба. Точка.
Она поднимает на меня глаза, и по лицу видно – она поняла. Поняла, что сейчас прозвучит то, что она уже не сможет стереть или обойти.
– Тебе нужно уйти. – Я делаю еще шаг вперед, голос становится шершавым, как наждак, и твердым, как сталь. – Не только из моего бара.
Еще один шаг.
– А из этого города.
Я наклоняю голову, взгляд становится черным, как ночь, и произношу медленно, чтобы каждое слово врезалось в кости:
– И не возвращайся. Никогда.
Тишина.
Стелла сглатывает, челюсть напрягается. На мгновение мне даже кажется, что она попытается возразить.
Но потом… она делает единственное, что у нее действительно хорошо получается. Поворачивается. И уходит.
Как только дверь за ней захлопывается, Мак глубоко вдыхает и отряхивает руки, будто только что вышла из боя.
Я поворачиваюсь к ней, в горле встает комок, а сердце вот-вот разорвется от чувств, которым я даже названия не могу подобрать.
Делаю шаг вперед:
– Малышка…
Она встречается со мной взглядом, и в следующий миг уже в моих объятиях. Я даже не успеваю сказать ни слова.
И впервые за последние дни я снова могу дышать. Я – ее опора. Ее дом. И ничто этого не изменит.
Глава 36
Вайолет
Я смотрю на свое отражение в зеркале, наблюдая, как Поппи завивает идеальную прядь моих волос, а потом отпускает ее, она красиво подпрыгивает.
– Ты будешь сногсшибательной, – заявляет она, щурясь на мои волосы, будто вытачивает скульптуру.
На соседнем кресле для маникюра Кэми закидывает в рот горсть арахисовых M&M’s.
– А потом ты выйдешь на сцену, разнесешь всех в клочья, и Уокер наконец поймет, какой он дурак.
Мэгги театрально поднимает стакан со сладким чаем и вздыхает:
– Прекрасно.
Я выдыхаю, пытаясь хотя бы немного приободриться. По идее, я должна нервничать. Должна чувствовать бабочек в животе, тех самых, что чуть не сожрали меня заживо перед выступлением в «Черном Псе». Но я не нервничаю.
Я в депрессии.
Господи, это даже хуже, чем просто нервяк. Когда я волновалась, с этим хоть можно было что-то сделать. А это? Этот груз в груди? Эта тупая боль? Это просто дикая тоска по Уокеру, от которой меня выворачивает.
– Знаете, – говорю я, голос у меня сухой, – мне кажется, «быть горячей» сегодня не совсем правильная цель.
Поппи поднимает бровь, накручивая очередную прядь.
– Нет?
Я вздыхаю:
– Цель – собрать деньги для ранчо Кэми, а не соблазнить весь Бриджер-Фолз.
Поппи ухмыляется:
– А почему бы не совместить?
Кэми кивает с серьезным видом:
– Вот именно. Много задач – один наряд, детка.
Мэгги ласково похлопывает меня по плечу и улыбается:
– Девчонки правы, милая. Сегодня ты должна сиять.
Хотела бы я чувствовать, что заслужила это. Но все, что я сейчас чувствую, это усталость. Я вот-вот выйду на сцену перед всем округом, а думаю только об одном: Уокера там не будет.
Я спою пару своих песен, а потом финальную... Ту, которую мы написали вместе.
Если вообще смогу дойти до нее.
Одна только мысль об этом заставляет глаза щипать, и я моргаю, прогоняя слезы. Никаких слез. Только не сегодня.
Мак устраивается на кресле рядом, облизывает виноградную карамельку и закидывает ноги на пуфик, будто смотрит живую драму.
– Знаешь, тебе бы собраться, пока ты не вышла на сцену, Вайолет. Сейчас ты больше похожа на грустную панду.
Я стону и провожу руками по лицу:
– Я абсолютно собрана.
Мак без выражения говорит:
– Ты сейчас так тяжело вздохнула, что давление в комнате изменилось.
Поппи смеется. Кэми поддакивает:
– И еще ты смотришь на себя, как будто тебя кинули прямо перед выпускным.
Я сверлю ее взглядом:
– Меня не кинули.
Мэгги делает глоток сладкого чая:
– То есть, ты хочешь сказать, надежда все еще есть?
Я открываю рот… и тут же закрываю. Потому что я не знаю. Потому что мы с Уокером не разговаривали с тех пор, как все случилось. Потому что, возможно, меня и правда бросили, просто без финального сообщения.
Мак чувствует, как я начинаю впадать в панику, и с громким чпоком вытаскивает леденец изо рта:
– Ладно, грустная девчонка, отвлеку тебя свеженькими сплетнями.
Поппи поднимает бровь:
– Да?
Мак ухмыляется:
– Стелла приходила в бар.
Тишина. Потом мы все синхронно поворачиваемся к ней.