Выбрать главу

Мужчины ушли на войну. У Юдит стало дел невпроворот, приходилось очень много трудиться. Не оставалось времени обучаться танцам, пению или вышиванию. Но чем бы она ни занималась, она не переставала думать о Джоне Мэйнворинге, мечтала о его возвращении и строила планы на будущее, без гражданской войны. Мать, которая без труда догадалась о причине задумчивости дочери, строго приказала ей выкинуть Джона из головы. Она намекнула на то, что они с лордом Уильямом подготовили почву для другого, более подходящего брака с человеком, политическая репутация которого безупречна.

Но Юдит и не могла, и не собиралась забыть Джона. Для нее выйти замуж за другого человека означало изменить своему Богу и поклоняться какому-то другому, чужому.

Спустя пять месяцев после ухода на войну Джону удалось послать ей записку, в которой он сообщил, что у него все в порядке и что он ее любит: «…Мы поженимся, Юдит, когда война окончится — и неважно, что скажут наши родители». И добавил, что как только представится возможность, он приедет увидеться с ней.

Только в середине июня он смог выполнить свое обещание. Тогда Юдит, придумав какую-то историю для матери, побежала на свидание с Джоном к небольшому ручейку, протекавшему между двумя владениями. За все годы с тех пор, как они знали друг друга, они впервые виделись наедине, свободно, без стороннего глаза. И хотя Юдит чувствовала себя скованно и волновалась, она без колебания и сомнений сошла с лошади и очутилась в объятиях Джона. Никогда прежде не была она так уверена в правильности того, что делала.

— У меня совсем нет времени, Юдит, — быстро сказал он, целуя девушку. — Я вообще не должен сейчас быть здесь. Но я не мог не увидеть тебя. Ну-ка, дай же мне на тебя посмотреть. О, какая ты красивая, красивее, чем была!

Она прижалась к нему, отчаянно повторяя себе, что не должна отпускать его, никогда-никогда.

— О Джон, Джон, милый, как я скучала по тебе!

— Какое чудо слышать это! А я-то боялся… Ведь это не важно, верно, что наши родители в ссоре? Мы все равно будем любить друг друга.

— Как ты сказал — все равно? — вскричала она, у нее перехватило горло от слез счастья и возмущения. — О Джон, наша любовь сильнее всего на свете, и она ни от кого не зависит! Я сама не знала, как сильно тебя люблю, пока ты не ушел на войну, и я боялась, что… О, эта ужасная, ужасная война! Как же я ненавижу ее! Когда она кончится, Джон? Скоро? — Она, как маленькая девочка, подняла на него огромные голубые глаза, встревоженные и испуганные.

— Скоро, Юдит?

Лицо его потемнело, и несколько секунд он молчал, а она взволнованно наблюдала за ним, ее охватил страх.

— Разве война не скоро окончится, Джон?

Он обнял девушку одной рукой, и они медленно пошли к реке. В голубом небе плыли, клубились пушистые облака, похоже, только что прошел дождь, и воздух был напоен влагой и запахом сырой земли. Вдоль берега тянулись заросли ивняка и ольхи, в белом цвету утопал кизил.

— Я не думаю, что война окончится скоро, Юдит, — наконец сказал Джон. — Она может продлиться долго, возможно годы.

Юдит замерла на месте и подняла на него не верящие глаза. В семнадцать лет полгода — это столетие, а год — вечность. Она не могла примириться с мыслью прожить несколько лет вот так, без него.

— Ты сказал — годы? — вскричала она. — Но так не может быть! Что же мы будем делать? Да мы состаримся еще до того, как начнем жить! Джон… — Неожиданно она схватила его за руку. — Возьми меня с собой! Мы можем пожениться и сейчас. О, мне безразлично, как мне придется жить… — сказала она быстро, боясь, что он перебьет ее. — Ведь есть женщины, которые живут в военном лагере, я знаю, что есть и я тоже смогу! Я ничего, ничего не боюсь… я могла бы…

— Юдит, дорогая моя, — умолял он, глядя на нее с болью и нежностью. — Мы не можем сейчас пожениться. Я ни за что на свете не пойду на это. Да, конечно, есть женщины, которые следуют за мужчинами из лагеря в лагерь, но не такие, как ты, Юдит. Нет, моя дорогая, нам не остается ничего иного, кроме как ждать, — ведь когда-нибудь война кончится. Она не может продолжаться вечно…

И тут внезапно все представилось ей четко и ясно. Он уедет, скоро, сегодня же — и когда же она вновь увидит его? Через несколько лет — или вообще никогда… А если его убьют… Эту мысль она отбросила сразу, не осмеливаясь даже допустить такую возможность. Да, притворяться бесполезно. Война действительно реальность, и она в самом деле может повлиять на ихжизнь. Она уже все изменила, все, на что Юдит надеялась, во что верила. Война может отнять у нее будущее, отказать ей в самых простых желаниях.

— Но, Джон! — воскликнула она горько и протестующе. — Что же будет с нами? Что ты будешь делать, если победит король? И что станется со мной, если победят парламентарии? О Джон, я так боюсь! Как все это кончится?

Джон повернулся к ней:

— О Боже, Юдит, я не знаю. Что делают люди, когда кончается война? Что-нибудь придумаем.

Вдруг Юдит закрыла лицо руками и заплакала. В горькие рыдания выплеснулись ее пережитое одиночество и предстоящая разлука. Джон снова обнял ее и пытался утешить.

— Не плачь, Юдит, дорогая. Я вернусь к тебе. И когда-нибудь мы с тобой…

— Когда-нибудь, Джон! — Она отчаянно ухватилась за него руками, в глазах были испуг и отчаяние. — Когда-нибудь! Но что, если это когда-нибудь не наступит никогда!

Час спустя он уехал, и Юдит вернулась в дом, счастливая и умиротворенная, как никогда прежде. Теперь, что бы ни случилось, как бы ни закончилась война — кто победит, а кто потерпит поражение, — они все равно будут вместе. Возможно, на короткое время они и будут врозь, но никогда и никто больше не разлучит их. Жизнь не казалась ей такой сложной и безысходной, как раньше.

Поначалу ее пугала даже мысль о встрече с матерью, она боялась взглянуть ей в глаза и снова чувствовала себя маленькой девочкой — тогда леди Энн, даже не видя дочки, всегда знала обо всех ее проказах. Несколько дней прошло в тревоге. Но потом Юдит все чаще стала погружаться в сладостные воспоминания: она переносилась мысленно на ту поляну у реки, вспоминала каждую улыбку, каждый поцелуй, прикосновение, каждое слово любви. Эти минуты скрашивали ее одиночество, успокаивали сомнения, помогали пережить жгучую тоску и все сгущавшиеся страхи.

Через месяц разнеслась весть о большой победе роялистов при Раундуэй Даун и лорд Уильям написал жене, что ожидает заключения мира со дня на день. И хотя леди Энн говорила, что ни Джон Мэйнворинг, ни кто другой из его семейства никогда не переступит порога их дома, Юдит знала, что они могут и сами решить свои проблемы. Ее надежды обрели крылья.

А потом Юдит поняла, что беременна. Она уже некоторое время ощущала странное состояние, и сначала сочла это обычным недомоганием, но в конце концов ей стало ясно, что с ней. Она слегла в постель на несколько дней, так сильно на нее подействовало это открытие. У Юдит пропал аппетит, она побледнела и осунулась. И каждый раз, когда в комнате вместе с ней оказывалась мать, Юдит со страхом ловила каждый ее взгляд, прислушивалась к каждому произнесенному слову — ей казалось, что в глазах матери и в ее голосе сквозит подозрение. Юдит даже не допускала мысли о том, что произойдет, если родители узнают обо всем. Ибо характер отца и его предрассудки были столь сильны, что он наверняка отправится на поиски Джона, чтобы убить его. Поэтому, пока никто ничего не заметил, она должна найти способ уехать отсюда, отправиться к Джону, где бы он ни находился. Ей нельзя родить ребенка незаконно: это легло бы на честь семьи позорным пятном, которое никогда не смоешь.

Лорд Уильям вернулся в сентябре победителем. «Они и месяца не удержатся против нас», — говорил он, и Юдит, которая не получала ни весточки от Джона, ловила каждое слово отца, надеясь услышать хоть мимолетное упоминание о Джоне, хотя бы намек — жив ли он, не ранен ли. Но если лорд Уильям и знал что-нибудь о Джоне, он ни за что не стал бы говорить об этом в присутствии Юдит, мать поддерживала его. Они оба делали вид, что Джона Мэйнворинга вообще не существует и не существовало на свете.