— Кровью. Всегда кровью.
Они подошли к стволу. В коре зияла расщелина — природный портал между мирами. Но затянутый чем-то мутным, похожим на пленку.
Гордей достал нож, полоснул по ладони. Кровь капнула на корни.
Дуб вздрогнул. Листья зашелестели громче, лица на них открыли рты в беззвучных криках.
— Морозовы идут в Навь, — громко сказал Гордей. — По праву крови. По праву рода. По праву мести.
Пленка дрогнула. Но не исчезла.
— Мало, — Лазарь тоже порезал ладонь. — Вместе.
Братья прижали окровавленные ладони к стволу. Холод и жар — лед Лазаря и внутренний огонь Гордея. Противоположности, но из одной крови.
Дуб взревел.
Да, именно взревел — звук шел из самой древесины. Пленка лопнула, открывая проход. За ней клубилась тьма. Живая, голодная тьма.
— Готов? — Гордей посмотрел на брата.
— Погнали! Дед там. Один. С психом-богом.
— Тогда пошли. И... Док?
— М?
— Что бы ни случилось — ты мой брат. Лучший брат, какой может быть.
— Гор, только без соплей. А то я подумаю, что ты Мара.
Гордей усмехнулся.
— Пошли спасать деда, придурок.
— Пошли, зануда.
Они шагнули в темноту.
Портал сомкнулся за их спинами с чавкающим звуком. Кривой Дуб остался в пустой пещере. Только листья шелестели, и лица на них улыбались.
Жутко, предвкушающе улыбались.
А высоко над землей, в мире живых, черный снег падал все гуще. Первая печать готовилась пасть.
И братья Морозовы неслись навстречу судьбе в мире, где мертвые правят, а живые — всего лишь гости.
Потому что Морозовы не бросают своих.
Даже в аду.
***
ᛈᛟᛋᛚᛖᛞᚾᛁᛃ ᛋᚾᛖᚷ ᚲᚨᛋᛏ ᛞᚹᚨ
Глава 2. Добро пожаловать в ад (Часть I)
«В Нави все врут. Даже правда.»
ᚹ ᚾᚨᚹᛁ ᚹᛋᛖ ᚹᚱᚢᛏ ᛞᚨᛃᛖ ᛈᚱᚨᚹᛞᚨ
***
Алина Сергеевна, двадцать восемь лет, менеджер среднего звена в банке «Открытие». Третий год в разводе, кот Барсик, ипотека на однушку в Бутово. Сегодня — особенный день. Максим с сайта знакомств наконец-то согласился прийти на ужин.
Готовила с утра. Борщ по маминому рецепту — со свеклой на сале, чтобы цвет был правильный. Котлеты из трех видов мяса, как учила бабушка. Наполеон из «Азбуки вкуса» — не успела испечь сам, но Максим не узнает.
— Очень вкусно, — улыбается он. Красивый, в меру небритый, глаза карие с искорками. — Прямо как дома в детстве.
— Правда? — Алина расцветает. Так давно никто не хвалил ее готовку. — Я так старалась! Еще добавки?
— С удовольствием.
Она встает, идет за чаем. В прихожей старое зеркало в резной раме — досталось от прабабки. Алина машинально глядит на отражение, поправляет прядь.
И замирает.
В зеркале на тарелке Максима копошатся черви. Жирные, белые, выползают из котлет, падают на скатерть, извиваются в борще. А сама она...
Кожа серая, местами отваливается кусками. Из левой глазницы течет что-то черное. Платье — то самое, любимое, синее в горошек — провисает на костях.
— Алиночка? — зовет Максим из кухни. — Ты там долго?
Она моргает. В зеркале — обычное отражение. Милая женщина, уставшая после работы, но старающаяся выглядеть хорошо для гостя.
Снова смотрит. Снова ужас.
— Да, иду! — кричит она, не отрывая взгляд от зеркала.
В отражении ее рот растягивается неестественно широко.
— Кушай, милый. Скоро станешь таким же сытым, как мы.
Максим в гостиной тянется за вилкой. Рука проходит насквозь. Он смотрит на ладонь — она полупрозрачная, сквозь кожу видны кости.
— Что за... — начинает он и осекается.
На пороге кухни стоит Алина. Милая, улыбчивая, с чайником в руках. Но за ее спиной в зеркале видна настоящая кухня — почерневшие стены, пол усеян костями, на плите варится что-то в человеческом черепе.
А за окном кухни, едва различимый в тумане — силуэт перевернутого дома с трубами, из которых валит черный снег.
— Чай будешь, дорогой? — спрашивает Алина. Челюсть отваливается и падает на пол. — Ой, прости. Я еще не привыкла.
Максим пытается встать. Ноги не слушаются — приросли к стулу. Нет, не приросли. Срослись. Он уже часть этой квартиры. Часть этого ужина. Часть Алины, которая так долго была одна.
— Не бойся, — шепчет она, наливая чай прямо сквозь его руку. Кипяток проходит насквозь, оставляя ощущение холода. — Скоро привыкнешь. У нас тут... уютно.
За окном медленно падает черный снег.
***
Портал выплюнул братьев как кость, которой подавился. Лазарь влетел лицом в грязь — теплую, пульсирующую, с прожилками как вены. Гордей приземлился сверху, выбив из младшего весь воздух.