Братья замерли.
— Мы не голодны! — крикнул Гордей.
— Но у нас котлетки! Как мама делала! С пюрешкой!
Лазарь дернулся. Котлеты с пюре — их с братом любимое с детства.
— Откуда она знает? — прошептал он.
— Город читает желания, — Степаныч прижал палец к губам. — Тихо.
— И компот! — продолжала администраторша. — Из сухофруктов! Как в детском саду!
— Спасибо, мы поели! — соврал Гордей.
Тишина. Потом.
— Ну ладно. Если передумаете — спускайтесь. Мы ждем. Всегда ждем.
Шаги удалились.
— Она еще вернется, — предупредил Степаныч. — И не одна.
***
Прошел час. Может, два. В Нави время текло странно — то убыстрялось, то замедлялось.
Лазарь сидел у окна, глядя на город. Внизу началось движение. Жители выходили на улицы, но теперь не скрывались. Кто-то полз на четвереньках. Кто-то левитировал в метре над землей. А некоторые...
— Не смотри, — Степаныч дернул штору. — Чем меньше знаешь, тем крепче спишь.
— Я и так не сплю.
— И правильно. Заснёшь тут — проснёшься частью города. Будешь в стене висеть, махать ручкой новым постояльцам.
— Часть команды, часть корабля... Весело...
— Навь вообще весёлое место. Если любишь чёрный юмор.
Гордей проверял оружие. Патронов оставалось немного — расстреляли на заложных в усадьбе.
— Степаныч, а что ты знаешь о Чернобоге?
Проводник помрачнел. Сделал большой глоток.
— Знаю, что он древний. И...
— Он злой?
— Злой? — Степаныч задумался. — Не то слово. Он... уставший. Представь — сидишь тысячи лет в одном месте, смотришь на мертвых. Они приходят, уходят, а ты остаешься. И так век за веком.
— Но зачем ему наш дед?
— А вот это вопрос на миллион. Слухи ходят... но это только слухи.
— Какие?
— Что Черный Владыка хочет сломать границы. Между Навью и Явью. Между жизнью и смертью. Чтобы все смешалось.
— Зачем?!
— А затем, что мертвых больше. Намного больше. За всю историю человечества сколько умерло? Миллиарды. А живых сейчас сколько? Так кто имеет больше прав на мир?
Братья переглянулись. Логика была извращенной, но... логичной.
— И дед — ключ?
— Ключ или отмычка. Детали не знаю. Но если Черный Владыка задумал — дело швах. Он своего добьется.
В дверь опять постучали. На этот раз сильнее.
— Гости дорогие! — голос администраторши звучал настойчивее. — Ну что вы там сидите? Выходите!
— Мы отдыхаем!
— Какой отдых на голодный желудок? У нас уже остывает все!
— Правда не хотим есть!
Стук прекратился. Потом дверная ручка дернулась.
— Закрыто, — прошептал Степаныч. — Но ненадолго.
Ручка дернулась сильнее. Потом что-то заскреблось по двери. Словно когтями.
— Ну что вы упрямитесь? — голос администраторши стал ниже, грубее. — Мы же по-хорошему!
— И мы по-хорошему, — ответил Гордей, взводя курки.
— Не надо оружия! — взвизгнул голос. — Мы мирные! Мы просто... голодные!
Скребущие звуки усилились. Теперь не только по двери — по стенам, по потолку.
— Они окружают, — Лазарь достал Глоки. — Сколько их?
— Весь город, — мрачно ответил Степаныч. — Тысячи.
Кусок обоев отвалился от стены. Под ним — красная плоть, пульсирующая жилами.
Вместе с обоями что-то упало к ногам Лазаря. Черное перо.
— Что за... — он поднял его, покрутил в пальцах. Большое, масляный отлив, теплое на ощупь.
— Началось, — проводник отошел к окну. — Город больше не прячется.
Пол под ногами стал мягким. Липким. Ботинки утопали, как в болоте.
Лазарь машинально сунул перо в карман.
— Есть план Б? — он попытался вытащить ногу.
— Всегда есть! — Степаныч разбил окно флягой. — Прыгаем!
— С третьего этажа?!
— Ты живой, переживешь! А мне вообще по барабану!
Дверь треснула. В щель просунулась рука — серая, с неправильно загнутыми пальцами.
— Выходите! — ревел уже не женский голос. — Мы ждали! Мы так долго ждали!
— Прыгаем на счет три! — скомандовал Степаныч. — Раз!
Рука нашарила замок.
— Два!
Пол под Лазарем размягчился окончательно. Липкая жижа поползла по ботинкам.
— Гор! — Лазарь дернулся.
Гордей схватил брата, выдернул из ловушки. Ботинок остался в полу, медленно растворяясь в слизи.
— Три!
Они прыгнули.
***
Падение было недолгим, но приземление — жестким. Лазарь врезался в асфальт плечом, перекатился. Боль прошила руку, но кости вроде целы.
Гордей приземлился на ноги, как кот. Степаныч грохнулся рядом, матерясь на чем свет стоит.
— Живы? — спросил проводник, поднимаясь.