– Они не выглядят опасными.
Каззетта фыркнул:
– Даже дурак может быть опасным.
Высокая девушка помогала матери сесть, стирая кровь с ее волос: та ударилась головой, когда падала. Я подумал, что наложница моего отца Ашья тверже характером, чем эта обморочная аристократка. Матра слабая. Даже ее дочь крепче.
– Пусть судьба Балкоси станет для вас уроком, Давико. Дураки опасны. Опасны для вас, опасны для своих союзников. И особенно опасны для самих себя. Томас ди Балкоси был дураком, полагая, что может сговориться со Спейньисси. И был дураком, веря, что популярность защитит его. Но самым большим дураком он был, не понимая, на что способно его лицо. Чему бы ни научил вас Аган Хан с его мечом или Мерио с его счётами, знайте, что Томас ди Балкоси погубил собственную семью не сталью или золотом, но лицом. Он хотел поиграть в политику, где искусство фаччиоскуро является одновременно мечом и щитом, – и у него не было ни того ни другого. Он вообразил, что может сесть парлобанко с вашим отцом. Этот дурак погубил себя в тот момент, когда согласился встретиться с вашим отцом на виноградниках и обсудить вино. – Каззетта вновь махнул тремя пальцами в сторону пленников. – И вот Спейньисси сгорели дотла в своей башне, а Балкоси стоит на коленях перед вашим отцом и молит о пощаде. Запомните эту ночь, маленький господин, потому что скоро вы будете сидеть парлобанко, как ваш отец, и вы должны читать людские лица так же хорошо, как он, и быть таким же осмотрительным, каким следовало быть ди Балкоси. Запомните эту ночь, мальчик, ибо там внизу – цена провала.
Слова Каззетты вызвали у меня дурное предчувствие. Я хотел спросить, как же я научусь читать человеческие лица, но Каззетта уже шел прочь, таял среди темных колонн галереи.
– Балкоси мы тоже сожжем? – прокричал я ему вслед. – Они все сгорят?
Тень Каззетты помедлила, но он не оглянулся.
– Най. Ваш отец слишком мудр для этого.
И так оно и было.
Час спустя отец и патро ди Балкоси вышли из отцовской библиотеки. Матра воссоединилась со своим глупым мужем, а меня позвали вниз, на куадра.
Солдаты расступились передо мной, и я прошел туда, где отец ждал рядом с семейством Балкоси. Люди, которых я знал всю жизнь, в которых видел только спутников или телохранителей, теперь казались огромными и ужасными. Их мечи были обнажены. Кровь запятнала клинки и доспехи. Лицо Агана Хана было рассечено, борода пропиталась кровью, казавшейся чернее волос.
Патро, когда-то столь гордый, стоял рядом с отцом, униженно опустив голову. Матра всхлипывала в рукав. Три дочери сбились вместе, ища поддержки друг у друга, а не у сломленных матра и патро.
Отец взял за руку самую высокую девушку и вложил ее ладонь в мою.
– Покажи этой сиа палаццо, – сказал он. – Окажи ей достойный прием. Теперь сиа Челия – твоя сестра.
Глава 5
Что за странная ночь, что за странный поворот Судеб. Я знаю, что хозяин из меня был необычный – но Челия ди Балкоси была еще более необычной гостьей. Эта высокая, стройная девушка в порванных юбках, с растрепанными волосами, измазанной сажей кожей и широко распахнутыми глазами, темными и внимательными. Я до сих пор помню холод ее пальцев, когда отец вложил ее руку в мою. Помню облачко ее дыхания в ночном воздухе куадра.
Челия была изрядно выше меня. Видя, как она заботится о матери и как сестры ищут у нее поддержки, я решил, что она гораздо старше. Позже я узнал, что Челия была старше меня всего на год и просто быстро росла, как и многие девочки ее возраста, но тогда я подумал, что она намного старше – и намного, намного умнее.
Покажи этой сиа палаццо.
Окажи ей достойный прием.
Теперь сиа Челия – твоя сестра.
Будь я благовоспитанным взрослым человеком, принимающим юную сиа при столь тревожных обстоятельствах, мне бы следовало сразу отвести ее к наложнице моего отца, Ашье.
Там девочку напоили бы горячим сладким чаем и накормили бисквитами с молотой специей ха, как любила Ашья, как готовили на ее родине. Ашья, мудрая и утонченная, устроила бы несчастной девочке горячую ванну, а служанки нежно и ласково смыли бы копоть битвы с кожи Челии и распутали черные колтуны ужаса в ее волосах. Потом Челию нарядили бы в новую теплую одежду (размер которой Ашья с легкостью определила бы на глаз) и вновь напоили горячим чаем с молоком у потрескивающего огня, и Ашья бы говорила, и говорила, и говорила ни о чем, пока глаза Челии не начали бы слипаться от усталости и напуганная пленница не стала бы готова к отдыху.