Выбрать главу

Я был ребенком; я не мог подобрать слова, чтобы объяснить это отцу.

– Он старый, – наконец сказал я.

– Это верно, – рассмеялся отец. – Ты слишком увлекся «Приключениями» Аввикко. Он наполнил твои мысли сказками. – Отец любовно похлопал артефакт. – Но он действительно старый.

Я отпрянул, ожидая взрыва гнева запертой внутри рептилии. Вспышки жизни. Чего-то. Чего угодно. Однако драконий глаз остался неподвижным, а уверенность моего отца не пошатнулась.

Тогда я впервые усомнился в отцовской мудрости. Впервые подумал, что отец, невзирая на все его таланты, тоже мог ошибаться.

И потому я отправился искать ответы в иных местах, вдали от сферы моего отца.

Глава 7

Плетение Вирги повсюду вокруг нас. Ее ветра ерошат нам волосы, ее теплая земля поет у нас под ногами. Рыба наслаждается прохладой речных вод, лиса – зеленью папоротника, сверчковая мышь – ночной тенью. Вирга укрывает нас всех своей любовью. И все же мы вслепую бредем по ее плетению. Мы молим ее о пище, хотя на самом деле она повсюду.

Таков человек, выпавший из плетения. Таков человек, всегда.

Соппрос. Беседы II

– Когда драконы умирают, становятся ли они мертвы по-настоящему?

Мне потребовалось несколько недель, чтобы получить возможность задать этот вопрос. Несколько недель я нетерпеливо ждал не только встречи с тем, кто не отмахнется и не укорит, но также места и времени, которые позволят уединиться с ним, чтобы задать вопросы без других слушателей, способных вмешаться, посмеяться или донести на меня.

Такое было невозможно в стенах нашего палаццо – да и, пожалуй, всего города, и потому я ждал, пряча внутри пылающий вопрос, пока наконец не улучил возможность покинуть Наволу в обществе человека, которого считал самым близким: нашего семейного врача, маэстро Деллакавалло.

Я познакомился с маэстро в тот день, когда мы с Челией играли в лягушку и лисицу. Я был лягушкой и прятался в садах, но отвлекся, завороженный танцем пчел, которые пробирались сквозь заросли пурпурного клевера, обрамлявшего мое укрытие. Меня так потрясла пчелиная активность, что я перестал прятаться и просто внимательно следил, как эти умные пушистые существа карабкаются на цветок, наполняя пыльцой сумки на своих ногах. Это занятие настолько поглотило меня, что я не заметил появления еще одного человека.

– У них есть свой язык. Вы об этом знали?

Я обернулся и увидел сутулого старика, стоявшего совсем рядом и тоже наблюдавшего за пчелами. На нем былое черное одеяние врача с желто-зеленой отделкой. Его смуглое от загара лицо было морщинистым, и он носил внушительные, кустистые седые усы и еще более кустистые седые брови.

– Вы слышите, как они сплетничают? – спросил старик.

Его глаза были добрыми. Они напомнили мне Ленивку.

– Пчелы?

– Ну конечно же, пчелы! – воскликнул он. – А как иначе, по-вашему, они находят цветы? Вот рядом нет ни одной пчелы – а в следующее мгновение, когда цветы распускаются, они тут как тут, туотти феличи, туотти интеджи. Все счастливые, все вместе. – Старик пошевелил мохнатыми бровями. – Они рассказывают друг другу, где искать цветы. – Он осторожно пересадил пчелу с клевера на свой палец и оглядел ее. – Знаете, они совсем не похожи на людей. У них нет инстинкта стяжательства. Эти малышки умеют лишь делиться.

Уж не имеет ли он в виду, что банкиры – стяжатели? Я уже был достаточно взрослым и успел повстречать немало людей, которых очень волновало золото, копившееся в наших сейфах, и которые называли это противоестественным, а потому испытывал опасения, однако старик был полностью поглощен изучением пчелы.

– Красавица, – сказал он. – Reinius Insettus Dolxis, славная королева насекомых.

Он аккуратно вернул пчелу на пурпурный цветок.

– Если откроете летом улей, сможете услышать, как они поют и рассказывают истории друг другу.

– Вы понимаете пчел? – изумленно спросил я.

– Что ж, слушать надо очень внимательно.

– И вас не кусают? – спросил я.

– Кусают? Сфай! – Кустистые брови оскорбленно взметнулись. – За кого вы их принимаете? За боррагезцев? Кто станет кусать друга?

Друга.

Таков был маэстро Деллакавалло.

Эта случайная встреча положила начало дружбе, которая длилась все мое детство. В отличие от затхлой темноты скриптория и тяжкой науки чтения человеческих лиц, мир Деллакавалло был полон солнечного света, свежих ветров и странных приключений – и всегда манил меня. Деллакавалло отвечал на мои вопросы, он познакомил меня с мириадами тайн, от пения пчел до многочисленных способов применения растений, мхов и грибов, из которых он готовил мази и микстуры, бальзамы и благовония.