— Когда? — спросила она хрипло, а сама подумала: «Если это вымысел, тогда почему мне так трудно говорить?» — Алан! Эта пленка. Она?.. Она… настоящая? Вы должны мне сказать…
— Вы имеете в виду, не подделка ли это? — Его глаза и голос поддразнивали ее. — Нет, Стефани. Она настоящая.
— Но… она… — Стефани запиналась. — Этого не может быть! Алан! Лили Шнайдер умерла сорок три года назад!
Он улыбнулся с тем выражением терпения, которое появляется обычно при общении либо с очень маленькими детьми, либо с очень старыми взрослыми.
— Тогда как вы объясните пение? — спросил он. — А?
— Это старая запись, — она быстро кивнула, как будто чтобы добавить убедительности своим словам. — Иначе быть не может.
Он покачал головой.
— Нет, Стефани. В таком случае как объяснить разговор? И то, что пение и аккомпанемент оборвались еще до конца арии?
— Кто-то смонтировал эту запись! Записали пение на пленку… и в нужный момент выключили магнитофон! А потом… потом вмонтировали несколько аккордов! И добавили разго…
— Вы натягиваете объяснение, — сказал он мягко.
— Да, черт побери! — чуть ли не прокричала она. — Я натягиваю, потому что вынуждена это делать. Иначе невозможно объяснить…
Он перебил ее.
— Почему же невозможно? Видите ли, Стефани, эта пленка — вовсе не фокусы звуковой инженерии.
— Тогда что же это? — В ее глазах был вызов. Его голос стал напряженным.
— Вы обещали, что отнесетесь к тому, что услышите, без предвзятости.
— Я так и делаю! Но… воскресение из мертвых? — недоверчиво произнесла она. — Ну Алан, в самом деле! — Стефани с сомнением покачала головой.
— А что, если она и не умирала? — тихо спросил Алан.
— Но она умерла! Боже мой! О ее похоронах говорил весь мир!
— Ее тело пострадало в огне так, что его невозможно было опознать. Очень ловко, вы не находите?
— Теперь вы натягиваете.
— Может быть, но как вы объясните аккомпанемент?
Она нахмурилась.
— Я… я не совсем понимаю.
— Стефани, у каждого пианиста своя манера исполнения. Она так же индивидуальна, как ваша подпись, как отпечатки пальцев.
— И что? — Взгляд ее был выжидательно-настороженным.
— Что?! Вы разве не поняли, кто ей аккомпанировал?
Она отрицательно покачала головой.
— Борис Губеров.
— И что это доказывает? Он ведь еще жив, не так ли? Он играет с… какого времени? С тридцатых? Сороковых?
— Стефани, — Алан вздохнул. — Тот, кто хорошо знаком с его манерой исполнения, сразу заметит, что он играл слишком медленно. И неуклюже. Он не мог взять некоторых нот, потому что у него артрит, черт возьми! Ему приходилось заменять их другими! А обострение артрита у него было только два года назад!
Стефани глубоко вздохнула, у нее закружилась голова.
— Алан, — спросила она дрожащим голосом, — что вы мне пытаетесь доказать?
Она боялась признаться себе, что уже знала ответ.
— Вы сами не понимаете, Стефани? — голос Алана звенел от волнения. — Вы только что прослушали арию в исполнении Лили Шнайдер. Ей аккомпанировал Борис Губеров. Уже после того, как он перестал играть два года назад! После того, как у него настолько обострился артрит, что он уже не смог больше выступать и делать записи.
Стефани стало страшно. Как ей хотелось, чтобы этого разговора вообще не было! Или хотя бы ей дали какое-то более правдоподобное объяснение!
— Стефани! — Алан перегнулся через стол, чтобы быть к ней как можно ближе. Он перешел на чуть слышный шепот. — После того как я заполучил эту пленку и понял, что держу в руках, я, естественно, прочитал статью вашего дедушки о Лили Шнайдер в журнале «Опера сегодня». — Он помолчал. — Вы читали ее?
Она отрицательно покачала головой.
— Я знаю этот журнал, но это не моя тематика.
— Ну, неважно. Короче говоря, в этой статье не было ничего сногсшибательного, хотя он и намекнул, что в книге о Лили Шнайдер, работа над которой скоро будет закончена, он сообщит читателям кое-что интересное. И я позвонил ему! Я позвонил и сообщил об этой пленке! И знаете, что он сказал?
Стефани только покачала головой, говорить она уже была не в силах.
— Он сказал — я цитирую: «Если эта запись подлинная, она может оказаться как раз тем ключом, который я ищу». — Алан пристально глядел на Стефани. — Очевидно, ваш дедушка имел в виду, что кое-что он уже обнаружил, но у него не было доказательств!
— И что же он, по-вашему, обнаружил?
— Вы прекрасно это знаете! — прошептал Алан. — Он обнаружил, что Лили Шнайдер жива и здорова!
Стефани сидела не шевелясь, не отрывая глаз от Алана.
— Подумайте об этом, Стефани! — добавил он мягко. — Что может быть более сильным мотивом убийства, чем нежелание мертвых, чтобы их заставили воскреснуть?
18 Нью-Йорк
— Откуда?
Вопрос повис в воздухе, подобно грозовой туче. Казалось, все посетители бистро исчезли, словно унесенные каким-то волшебным самолетом, их голоса отдалились, превратившись в едва слышный шепот. Сейчас Алан и Стефани были похожи на революционеров-заговорщиков накануне решающего выступления.
Горло Стефани пересохло, но она не прикоснулась ни к шнапсу, заказанному для нее Аланом, ни к содовой, которую она заказала себе сама. Они стояли перед ней, как предметы театрального реквизита. Алан залпом осушил свой бокал.
— Откуда? — повторила она настойчиво. — Алан, мне нужно знать, откуда взялась эта запись! — Она впилась глазами в своего собеседника. — Мне кажется, вы знаете не только, откуда она взялась, но и кто ее сделал.
Он громко, с шумом выдохнул. Затем медленно кивнул.
— Да, — ответил он настороженно. — Но я хочу получить от вас заверения, что ни единая душа — и я это подчеркиваю: ни единая — не узнает, откуда у вас эта информация.
— Ну! — Стефани развела руки и обезоруживающе улыбнулась. — Неужели вы не знаете, что журналисты никогда не раскрывают свои источники?
Алан посмотрел на нее холодно.
— Ради вас самой — и ради меня, надеюсь, что вы их и на этот раз не раскроете. Особенно учитывая то, что случилось с вашим дедушкой.
Для Стефани это прозвучало как удар. Она ощутила резкий озноб и приступ омерзения, словно какое-то гадкое существо ползло по ее телу.
Алан опять закурил, помолчал немного, потом сказал:
— Хорошо.
Он пробежал пальцами по своим колючим платиновым волосам, оглянулся.
— Она попала мне в руки в прошлом месяце. Я получил ее от того самого человека, который продал мне запись Каллас.
— Пиратская запись в Мехико?
— Да, — Алан кивнул. — Именно она.
Стефани достала из сумочки блокнот и ручку.
— Мне необходимо имя этого человека. — Она открыла блокнот. — А также, как с ним или с ней связаться.
— Гм… — Он отрывисто рассмеялся. — Никак невозможно.
— Почему? Я просто хочу с ним поговорить.
— С ним хотят поговорить очень многие: например, владельцы авторских прав, которые он нарушает.
— Алан, я же вам сказала. Я никогда не раскрываю свои источники.
— Стефани, вы не понимаете. Никто из пиратского бизнеса не желает привлекать к себе внимания. Даже торговцы наркотиками не так засекречены. Вы можете поверить, что подобных ему дилеров, работающих в пиратском бизнесе, очень мало даже во всем мире?
— Я этого не знала.
— Теперь знаете. И можете поверить, их имена не значатся в телефонных справочниках.
— Тогда представьте меня ему, Алан, пожалуйста, — быстро предложила Стефани.
— Невозможно, — Алан был непреклонен. — Как только они узнают, кто вы такая, меня внесут в черный список, все — начиная отсюда и до Макао. Никто из них больше не захочет со мной иметь дело.