— Ладно, — нехотя согласился я, — до утра командир дёргаться точно не будет, но у нас вторая проблема. Жрать охота, а паёк вскрывать не хочется — ещё пригодится.
— И полностью с тобой согласна. Через пару часов стемнеет, и сходим за корзинкой, — Марина махнула неопределённо рукой.
— Да ты что? — Я от удивления даже рот раскрыл.
— Точно тебе говорю. Надеюсь, конечно, что, как и в предыдущие ночи, тучки набегут, в полной темноте и подтянемся.
Я только усмехнулся.
— А у них приборов ночного видения нет, конечно. И с чего такая уверенность?
— Понимаешь, в чём дело, — задумчиво произнесла девушка, — напомнила мне эта сцена одну историю, из-за которой я, в принципе, здесь и оказалась.
Я заинтересованно глянул на неё.
— Расскажешь?
Марина с подозрением посмотрела на меня.
— Но это между нами. Никому. Никогда.
— Могила, — согласился я.
— Ладно, — она рассмеялась, ткнув меня ладошкой в плечо, — сказал бы «зуб даю», послала бы.
— Стало быть, мертвецам больше доверяешь?
— Да ну тебя, — она отвернулась.
— Шучу. Ну так что за история?
Марина глянула на небо и осмотрелась.
— Темнеет, скоро пойдём. Вернёмся, и расскажу тебе ужастик на ночь глядя.
— Ладно, — согласился я, — ловлю на слове.
Глава 4
Марина оказалась права. В корзинке действительно были продукты: оленина, какие-то салаты, лепёшки, отдалённо напоминавшие ржаной хлеб, и травы. А вот тыква оказалась сосудом. Незнакомцы сделали из неё флягу, и она доверху была заполнена водой. Марина воду вылила, а флягу забрала. Правильно, пусть стоит у родника как кружка.
На всякий случай я установил на подъёме в густой траве растяжку. Бережёного, как говорится.
На всё про всё мы потратили почти два часа, но оно того стоило. Хотя я опасался, что в еду подмешан яд, но, глядя на девушку, уплетавшую поднесённые дары, не вытерпел и устроился рядом.
— Ну что, — проговорил я, когда мы закончили трапезу и улеглись у входа в пещеру, — расскажешь?
Девушка, поёрзав на земле, устраиваясь удобнее, опрокинула голову на рюкзак, подложенный вместо подушки, и заговорила:
— Я в Сибири родилась. Посёлок небольшой, на многих картах даже не обозначен, так что название ничего не скажет. Национальностей на один квадратный метр больше, чем в любом городе. Такого рода коммуна. Если у одного беда, все без исключения ему помогают. Привалит кому прибыль, он делится со всеми.
Я негромко присвистнул.
— А ничего так. Вот где коммунизм, построенный в отдельно взятом посёлке.
— Не то слово. Мать умерла во время родов, отец погиб на охоте, мне четыре года было. Так что кочевала из дома в дом. Каждый хотел, чтобы я у него подольше пожила. С пяти лет прочно осела в доме у старого кхмера. Он меня и учил боевому искусству.
— Кхмер? — удивился я.
— Основная масса населения Камбоджи. Но этот был из Вьетнама.
— Так и этот язык понимаешь? — в который раз поразился я. Марина до языков вообще жадная была, и усваивались они у неё, как во мне манная каша.
— Понимаю хорошо, говорю не очень, но объясниться смогу. У них диалектов — мама не горюй. И всё перемешано.
— И кстати, что за искусство ты демонстрировала нам? — я приподнялся на локте, пытаясь рассмотреть в темноте лицо девушки. — Слухи ходили, что даже вполсилы удары проводила, чтобы не навредить. Я сначала подумал, что тайский бокс, но это явно не он.
— Это бокатор. Древнее оружие кхмеров. Не слышал? Технически, есть что-то схожее с тайским, но гораздо страшнее.
— Слышал, но так давно, что даже позабыл название, — честно признался я. — Но, в принципе, я не фанат боевых искусств. Знаю постольку-поскольку.
— Догадалась, ты у нас бравый ковбой. Никогда не видела ещё такую скорострельность, причём точную. На грани фантастики.
Я почувствовал, как у меня от удовольствия краснеют уши. Хорошо, что на улице ночь.
— А меня стрелять эвенки учили, — продолжила девушка свой рассказ. — Разные семьи жили в посёлке. Не хвастаюсь, но из своего ружья куниц и соболей набила немало. Так вот, мне почти семнадцать было, когда в посёлок пришли эвенки, но не из наших. Другие, то ли бирары, то ли манегры. Были они верхом и шкурок имели изрядное количество. На обратном пути они предложили показать путь к хорошим угодьям, и я пошла, тем более, что только месяц как наши эвенки подарили хорошую лошадку.
Я даже усмехнулся.
— А с чего такая доброта у них прорезалась?