Самое смешное, что тонкая нитка с тяжелым княжеитом — варгов подарок — не порвалась. Сначала я хотела швырнуть их ему в лицо, но почему-то не стала.
Варг рычал, скалился, силясь порвать-таки верёвку, глядя на меня беспомощно, зло… впрочем, было в этом взгляде ещё что-то, чему я не в силах была дать название.
— Прощай, волк, — сказала я, просто потому, что не знала, что же ещё можно ему сказать. — Быть твоей чэвэнь — великая честь, не спорю, но мне она не нужна.
А потом добавила, хотя это и было лишним, хотя я тут же пожалела о вырвавшихся из искусанного, исцелованного рта словах, да только не придумано такого чаровства, чтобы стереть сказанное из чужой памяти:
— Захочешь — найдёшь.
Это такое глупое чувство, когда живёшь с сердцем, разбитым на две половины, на «до» и «после». Когда ночь не приносит сна и покоя, когда каждый рассвет становится ещё одной ночью, только и всего. Я старалась, чтобы ни отец, ни брат не заметили того, что со мной творится.
А что со мной творилось? Сложно сказать.
С одной стороны, я безумно стыдилась того, что произошло в посёлке волкулаков. Моё тело помнило и боль, и унижение, помнило так, что первые несколько дней, стоило любому мужчине приблизиться, я невольно сжималась и отводила глаза. Ненавидела мерзкую самодовольную тварь, решившую, что он вправе распоряжаться мной, моим телом и моей судьбой, только потому, что ему — видите ли! — понравился запах случайно встреченной женщины. Глупый, избалованный, самодовольный мальчишка, будь он проклят, будь проклято всё его племя!
А с другой стороны…
А с другой стороны, я сама выть готова была, каждую ночь, каждый рассвет. Почему он не приходит за мной? Почему?
Он должен был прийти. Найти меня при желании для него не составило бы труда. Он мог узнать обо мне у своих. Мог сбежать. Мог пойти по моему следу. Уверена, этот след остался. След невыплаканных мною слёз — уж точно. Для меня назад дороги нет. Для него это могло бы стать дорогой, ведущей вперёд.
Почему он меня не нашёл?
На этот простой вопрос был очень простой ответ: каждый из нас сделал выбор. Я отказалась быть бесправной любовницей волка, он отказался оставить тот мир, в котором родился, вырос и который считал единственно правильным. Не следовало домысливать всяких глупостей о том, что Варг нашёл себе новую чэвэнь или даже гаирэ, что вместе с моим запахом исчезло и то влечение, которое, как казалось капризному волку, всё объясняло — и всё оправдывало.
На одном влечении ничего не построишь, далеко не уедешь, как не нальёшь горячего супа в плошку изо льда. Если бы мы родились в одном мире… были бы слеплены из одной глины…
Что теперь?
Отец, кажется, что-то заподозрил. Во всяком случае, его взгляд на меня с каждым днём становился всё более тяжёлым и внимательным. Я думала, нет, была уверена, что вскоре он от взглядов перейдёт к действиям — и вызовет лекаря для осмотра.
Что будет потом, когда правда станет известна — страшно даже представить.
Может быть, брату я и смогла бы рассказать — но Вандера дома не было, он учился. Брат удался по всем статьям — в отличие от меня, он был красив, умён и здравого смысла у него хоть отбавляй. Надеюсь, он удержит отца на краю, когда…
Очередным утром я проснулась и поняла, что уже ничего не жду. Что ждать — нечего. Возможно, Варг не соврал, когда говорил, что может привязать к себе любую женщину. Может быть, и кровь пробовать для этого необязательно…
Я взяла несколько монет из детской глиняной копилки, вышла из дома, дошла до одной из лавок, где торговали всякой всячиной, и купила моток пеньковой верёвки, точно такой же, какой я связала Варга тогда, в урте с чёрной крышей. Отличная верёвка, крепкая, можно не заговаривать — выдержит. Весу во мне немного.
…На этой верёвке я, наверное, и повешусь.
Конец!