Конфуций. Посидим, помолчим и подумаем, какие у нас перспективы.
Бердж-Лубин. Честное слово, вы правы! Давайте подумаем.
Сидят и думают. У китайца это получается естественно, у президента — нарочито и с видимым усилием: он словно впивается глазами в будущее. Внезапно раздается голос негритянки.
Негритянка. Господин президент?
Бердж-Лубин (радостно). Да, да. (Хватает вилку.) Вы из дому?
Негритянка. Нет. Омега, ноль, икс в квадрате.
Президент торопливо сует вилку в коммутатор, поворачивает стрелку шкалы и нажимает кнопку. Экран темнеет, появляется изображение негритянки в роскошном туалете. Она стоит на чем-то, напоминающем мостик паровой яхты; вокруг в лучах солнца сверкает море. Коммутатор, через который она говорит, установлен рядом с нактоузом.
Конфуций (оглядывается и, вздрогнув от отвращения, вскрикивает). Ах! Прочь! Прочь! (Выбегает из кабинета.)
Бердж-Лубин. В каком вы месте побережья?
Негритянка. В бухте Фишгард. Почему бы вам не приехать сюда и не провести со мной вечер? Я решила наконец не быть такой недоступной.
Бердж-Лубин. Но ведь это же Фишгард! Двести семьдесят миль!
Негритянка. К вашим услугам экспресс Ирландской воздушной линии. Отправление в шестнадцать тридцать. В бухту вас парашютируют. Купание пойдет вам только на пользу. А я выловлю вас, обсушу, и мы замечательно проведем время.
Бердж-Лубин. Великолепно. Хотя и чуточку рискованно, правда?
Негритянка. Рискованно? Мне казалось, что вы ничего не боитесь.
Бердж-Лубин. Разумеется, не боюсь, но…
Негритянка (обиженно). Но это вас не слишком привлекает. Ну что ж!.. (Протягивает руку, собираясь выдернуть вилку из коммутатора.)
Бердж-Лубин (умоляюще). Нет, нет, подождите! Я вам все объясню. Не разъединяйтесь. Ну пожалуйста!
Негритянка (выжидательно держа руку на вилке). Я слушаю.
Бердж-Лубин. Понимаете, до последнего времени я вел себя крайне легкомысленно, так как полагал, что при такой короткой жизни, как у меня, не стоит ни о чем беспокоиться. Но сегодня я узнал, что могу прожить… Ну, в общем, дольше, чем рассчитывал. Убежден, что ваш здравый смысл подскажет вам, насколько это меняет положение. Я…
Негритянка (с плохо скрытым бешенством). Я все поняла. Пожалуйста, не рискуйте ради меня своей драгоценной жизнью. Простите, что потревожила. Всего наилучшего! (Выдергивает вилку, экран гаснет.)
Бердж-Лубин (настойчиво). Нет, пожалуйста, не разъединяйтесь. Поверьте, я…
Долгие гудки.
Занято! Кому она теперь звонит? (Нажимает кнопку и командует.) Вызовите премьер-министра. Передайте, чтоб он вернулся и заглянул ко мне.
Голос Конфуция. Женщины нет?
Бердж-Лубин. Нет, нет, все в порядке. Зайдите на минутку, если…
Конфуций возвращается.
Конфуций, у меня важное дело в бухте Фишгард. Ирландская воздушная линия может парашютировать меня прямо на воду. Надеюсь, это абсолютно безопасно?
Конфуций. Абсолютной безопасности не бывает. Воздушная линия столь же безопасна, как любое другое средство сообщения. Парашют тоже. А вот море — нет.
Бердж-Лубин. Но почему? Разве меня не снабдят непотопляемым костюмом?
Конфуций. Вы не утонете. Но вода слишком холодна, и вы можете заработать ревматизм на всю жизнь.
Бердж-Лубин. На всю жизнь? Это меняет дело. Я отказываюсь рисковать.
Конфуций. Вот и прекрасно. Вы наконец приучаетесь к осторожности. Теперь вы уже не спортсмен, как у вас принято выражаться, а благоразумный трус. То есть почти взрослый человек. Поздравляю.
Бердж-Лубин (решительно). Пусть я трус, но даже ради прекраснейшей женщины на земле не обреку себя на вечный ревматизм. (Встает и снимает с крюка свой золотой обруч.) Я передумал. Еду домой. (Надевает обруч, лихо сдвинув его набок.) Всего хорошего!
Конфуций. Так рано? А что сказать министру здравоохранения, если она позвонит?