Этот амулет позволит ему пройти на сартанский корабль мимо сартанских рун. Судя по всему, титанов теперь можно не опасаться.
Семь титанов медленным ровным шагом продвигались к цитадели. Ксар рискнул выйти на открытое место. Титаны прошли мимо, даже не заметив его.
“Отлично”, – подумал он, потирая руки. И быстро пошел к воротам. Разумеется, при виде его менши ударились в панику. Женщина-человек издала истошный крик, мужчина-эльф взвыл от ужаса, мужчина-человек бросился на Ксара с кулаками. Повелитель швырнул в них магическим знаком, как швырнул бы кость в стаю голодных волков. Знак ударил их, и менши сразу же успокоились и притихли.
Женщина-эльф повернулась к нему лицом. В ее широко открытых глазах застыл страх.
Ксар приближался к ней, растопырив руки.
– Отдай мне амулет, моя дорогая, – проговорил он притворно-ласковым голосом, – и с тобой ничего не случится.
Рот женщины приоткрылся, но слов не прозвучало. Потом, сделав глубокий вдох, она покачала головой.
– Нет! – и спрятала амулет за спину. – Это амулет Другара. Мне… мне все равно, что ты со мной сделаешь, я тебе его не отдам. Без него я не смогу перенестись в другой город…
Вздор, все пустой вздор! Ксар не понимал, о чем она говорит, его это не интересовало. Он приготовился стереть ее в порошок, превратить в кучку пыли, увенчанную амулетом, когда один из титанов вошел в ворота и встал перед Алеатой.
“Ты не тронешь ее, – прозвучал голос в голове Ксара. – Она находится под нашим покровительством”.
Сартанская магия, примитивная, но невероятно мощная, исходила от титана, как звездный свет исходил от вершины цитадели.
Ксар мог бы сразиться с этой магией, но он ослаб после боя с драконом, и, кроме того, в этом не было необходимости.
Повелитель просто выбрал вероятность, при которой он стоял бы не перед эльфийкой, а сзади нее. Она прятала руку с зажатым в ней амулетом за спиной, думая, что там он в безопасности. Ксар, поменяв свое местоположение, протянул руку, вырвал у нее амулет и выбежал за ворота.
Сзади слышались смятенные крики эльфийки. Титаны не обратили на Ксара никакого внимания, когда он пробегал мимо них, устремляясь в джунгли, к кораблю, и, следовательно, к Лабиринту.
– Бедный Другар, – тихо проговорила Рега, смахивая рукой слезы. – Я жалею… жалею, что была так невнимательна к нему.
– Он был так одинок, – Алеата присела на колени перед телом гнома, взяла его холодную руку в свою.
– Мне ужасно стыдно, – сказал Пайтан. – Но кто же знал? Я думал, он сам хотел быть один.
– Никому из нас не пришло в голову спросить, – добавил Роланд. – Все были слишком заняты собой.
– Или какой-то машиной, – едва слышно проговорил Пайтан. И покосился в сторону Звездной камеры.
Титаны уже, наверное, там – расселись по своим огромным креслам. И занялись – чем? Машина не работала, звездный свет уже давно не загорался. Но в воздухе дрожало какое-то напряжение, доброе напряжение, какое-то сдерживаемое возбуждение. Больше всего Пайтану сейчас хотелось подняться туда, наверх, и увидеть все собственными глазами. И он пойдет туда. Титанов он больше не боится. Но этим он обязан Другару. Очень многим он обязан Другару. И Пайтану казалось, что единственное, чем он может отплатить гному, это стоять подле его тела и страдать.
– Он выглядит счастливым, – отважилась заметить Рега.
– Счастливее, чем когда был с нами, – пробормотал Пайтан.
– Не надо, Алеата, не плачь, – сказал Роланд, помогая ей подняться. – Тебе не надо плакать. Ты-то была добра к нему. Я… я должен сказать, что… восхищаюсь тобой за это.
Алеата обернулась к нему и посмотрела на него с удивлением.
– Правда?
– И я тоже, – смущенно проговорила Рега. – Ты мне раньше не очень нравилась. Я думала, ты пустая и легкомысленная, и слабая. Но ты самая сильная из нас. Я бы хотела… да-да, очень хотела бы стать твоей подругой!
– Ты единственная среди нас, кто умеет видеть, – добавил Пайтан удрученно. – Все остальные слепы, как титаны. Ты видела Ксара таким, какой он есть. И ты видела Другара таким, какой он есть.
– Одиноким, – тихо проговорила Алеата. – Он был так одинок…
– Алеата, я люблю тебя! – сказал Роланд. Он обнял ее за плечи, привлек к себе. – И не только люблю – ты мне нравишься.
– Я нравлюсь тебе? – изумленно повторила Алеата.
– Да, – Роланд от смущения покраснел. – А раньше не нравилась. Я любил тебя, но ты мне не нравилась. Ты была такой… такой красавицей, – он произнес это слово с неодобрением. Потом его глаза потеплели, он улыбнулся. – А сейчас ты… прекрасна.
Алеата смутилась. Она притронулась рукой к волосам, в этот момент растрепанным, немытым, космами свисающим на ее худые плечи. Лицо было забрызгано грязью, размазанной слезами, нос распух, глаза покраснели. Он любит ее, но раньше она ему не нравилась. Да, она могла это понять. Раньше она никому не нравилась. Даже самой себе.
– И чтобы больше никаких игр, Алеата, – тихо сказал Роланд, сжимая ее в своих объятиях. Он перевел взгляд на тело гнома. – Мы не знаем, в какой момент игра может закончиться.
– И чтоб больше никаких игр, Роланд, – сказала она и положила голову ему на грудь.
– Как мы поступим с Другаром? – помолчав, спросил Пайтан. Его голос звучал хрипло. – Я ничего не знаю об обрядах погребения гномов.
“Отнесите его к его собратьям”, – услышала Алеата безмолвный голос титана.
– Отнесите его к его собратьям, – она повторила вслух.
Пайтан покачал головой.
– Мы бы это сделали, если бы знали, где их искать. Или, точнее, если бы они были живы…
– Я знаю, – сказала Алеата. – Ведь так?
– С кем ты разговариваешь, Tea? – Пайтан выглядел немного испуганным.
“Ты знаешь”, – пришел ответ.
– Но у меня нет амулета, – сказала она. “Он тебе не нужен. Подожди, пока загорится звездный свет”.
– Сюда, идите за мной, – уверенным голосом позвала Алеата.
Сняв с плеч шаль, она благоговейно накрыла ею тело Другара. Роланд и Пайтан подняли его. Рега шла рядом с Алеатой. Все вместе они вошли в садовый лабиринт.
– Ну, теперь-то я могу встать? – раздался сварливый голос.
– Да, сэр, но вам нужно поторопиться. Остальные могут вернуться в любой момент.
Куча кирпичей пришла в движение. Несколько верхних соскользнули вниз и со стуком упали на пол.
– Пожалуйста, спокойнее, сэр, – менторским тоном изрек дракон.
– Ты бы мог хотя бы подать мне руку, – проворчал недовольный голос, – или когтистую лапу. Что там у тебя имеется в данный момент.
Дракон со страдальческим вздохом начал ворошить кирпичи зеленой чешуйчатой лапой. Подцепив старика за ворот его мышино-серого – теперь, скорее, кирпично-красного – балахона, дракон вытащил его из-под обломков.
– Ты нарочно обрушил на меня эту стену! – укорял его старик, потрясая сухим кулачком.
– У меня не было выхода, сэр, – печально ответил дракон. – Вы дышали.
– Да, конечно, я дышал! – возмущенно воскликнул старик. – Может, кто-то и способен так долго не дышать, но я – нет, чтоб ты знал. Ты, наверное, этого и хотел – чтобы я посинел и испустил дух!
Яркая веселая искорка мелькнула в глазах дракона, потом он вздохнул, словно вспомнив о чем-то давнем, навсегда ушедшем.
– Я хочу сказать, сэр, вы очень заметно дышали. Ваша грудь поднималась и опускалась. Один раз вы даже засопели. Не очень-то это похоже на труп.
– Волосок бороды попал мне в нос, – проворчал старик. – И я чуть не чихнул.