Они иногда вместе выпивали. По его словам, Витя тогда не выглядел так плохо и не употреблял денатурат и политуру, сделавшую его кожу смуглой.
Хотя я лично в этом сомневался. По-моему надо пить беспробудно пару лет, чтобы потерять человеческий облик.
Однажды, Седому удалось схватить «перо Жар-Птицы». Так назывались особо выдающиеся и крупные сделки, заключаемые на нелегальном рынке.
Он сумел вызвать доверие у вдовы капитана дальнего плавания, лет шестидесяти пяти, которая понемногу обменивала накопленную мужем валюту. Сначала это были совсем небольшие суммы в сто или двести долларов.
Седой, был исключительно вежлив и выглядел надежным и порядочным партнером, до тех пора пока вдова, в один из дней не сообщила ему, что желает обменять крупную сумму в тридцать тысяч долларов.
Несмотря на то, что Седой неплохо зарабатывал, у него не было скоплено такой огромной суммы на руках.
Фарцовщики — народ, живущий одним днем. Большинство из них тратили и прожигали все деньги, которые им приходили. В кабаках. Никто не стремился накопить денег. «Зарабатывали» и «сливали» тысячи рублей за вечер.
Доходило, до того, что спекулянты устраиваили «гонку пузырьков». Это когда два ухажера, соревнуясь за внимание девушки, посылали ей шампанское не бутылками, а буквально десятками ящиков.
Больше всего гонки любили не девушки, а персонал ресторана. Редко, когда все шампанское целиком выпивали или забирали с собой.
Для совершения сделки по обмену Седому нужно было раздобыть сумму превышающую пятьдесят тысяч рублей. Он уже строил планы, как перо «Жар-птицы» обогатит его и уйдет в «монастырь». То есть перейдет в высшую лигу и перестанет искать клиентов на улице.
Витя советовал договориться со вдовой на чуть менее выгодный для Седого курс и разбить сделку на маленькие суммы. Занимать такую огромную сумму было опасно. По многим причинам.
Но сиюминутная жажда легких денег и предвкушение свалившейся на голову удачи не позволили Седому трезво отнестись к предостережениям Вити.
Он отправился на поиски всей суммы кредита среди местных коллег по подпольному бизнесу. Первыми, кто подвернулись были Лось и Корольков, все знали, что за ними стоят какие-то очень высокие люди, остающиеся в тени. В этом тандеме Лось всегда играл вторые роли и был абсолютно ведомым.
Они пообещали помочь за «долю малую», но потребовали гарантий того, что сделка не «киднячок». И раз уж они компаньоны, то попросили познакомить их с вдовой капитана.
Седой согласился на их условия. И устроил встречу. А потом просто исчез. Растворился. Больше его никто не видел. Ходили смутные разговоры про то, что его зарезали и закопали где-то в Подмосковье.
С вдовой тоже произошло несчастье. Поговаривали, что ее ограбили и отправили на тот свет, хотя все было обставлено, как самоубийство. Она якобы полезла в петлю от одиночества.
Витя был уверен, что это убийство.
Сделали по умному. Небольшую сумму в рублях чуть меньше пятисот рублей не тронули. На месте остались две сберкнижки. В квартире было убрано. Никаких отпечатков, следов борьбы.
По словам соседей и коллег исчезла малая часть украшений, но посчитали, что вдова могла раздарить. Никто толком не смог описать, что именно исчезло.
Детей и родни они с капитаном не нажили. Наследники так и не объявились. И никто из фарцы не знает были ли эти пятьдесят штук зелени последними или у вдовы еще было припрятано на черный день столько же.
— Такие дела, господа. Такие клиенты, как вдова, тут на «бирже», встречаются раз в десять лет, Невероятная удача Седого обернулась трагедией.
— Ну а что же ты в милицию не пошел?, — спросил Костя
— Сударь, мне казалось, что вы лучше разбираетесь в жизни. Вы женаты? Вы же студент? На каком курсе учитесь?
— Нет не женат, на третьем я.
— Это хорошо, как говорит один мой профессор, заведующий кафедрой анатомии — жены стареют, а студентки третьего курса — никогда. В какую милицию мне идти? О чем вы говорите? Я навсегда для Витя-Пианист.
Он достал ещё одну сигарету.
— Вы знаете, что такое навсегда? Если смешать молоко и кофе, разделить их уже нельзя. Это навсегда. Дым выходит из моей сигареты и никогда не зайдет обратно. Нельзя повернуть время вспять. Вите-Пианисту никто не поверит, а если поверят, то сами менты же меня и уничтожат, заставят писать явку с повинной в лучшем случае. Нет, я больше не верю в общепринятые нормы морали и нравственности. Чтобы мой мир оставался нормальным, идиотов нужно держать подальше от дураков, то есть меня подальше от милиции. Пока мне это удается, в мире царит, в общем и целом, спокойствие и отсутствие катаклизмов каких-либо, кроме природных.
— А другие? Ну были же у Седого другие приятели или родные? — спросил Костя.
Я обдумывал слова этого горе-философа. Не зря судьба отправила меня в Москву. В его словах можно было бы сомневаться, если бы не поведение Лося, косвенно подтверждающего сказанное. Лось вначале помянул капитана, и нам показалось, что речь о милиционере.
Он быстро раскололся и давал нам информацию про бизнес схемы Королькова, потому что боялся вопросов про вдову капитана и Седого.
— Авигдор, сочувствую вашей утрате. То, что вы рассказали многое проясняет. Лосев и Корольков, действительно, враги. Нам нужен ваш…
— Цинизм? -подсказывая, перебил меня стоматолог-пианист. Он поправил кочергой потухшие угли в камине.
— Ваш жизненный и профессиональный опыт, — я вежливо скорректировал слова Вити-Пианиста
— Вот там, — Агвидор указал рукой в угол у окна.
— Что вот там?
— Вот там в углу у окна, за тряпками, лежит ваш фотоаппарат и пленки.
Я подошел к куче старой одежды и из под дырявого ватника извлек обе пленки и купленный у таксиста Зенит.
— Не знаю зачем я вам все это рассказал. Надеюсь, что вы не используете мой рассказ против меня же. Интересно было бы посмотреть на фотки.
— Я без особых трудностей вышлю вам комплект, после проявки. Вообще-то у меня идея, — ответил я нашему новому знакомому, — раз уж вы тут постоянно живете или бываете, давайте я оставлю вам фотоаппарат. Вы будете снимать все интересное, происходящее перед Березкой. А Костя будет регулярно привозить новую пленку и забирать старую.
— Не не пойдет.
— Почему, — удивился я
— Во-первых, потому что я тут же пропью ваш фотоаппарат, и мне потом будет стыдно перед вами, во-вторых, я могу просто его где-нибудь профукать, не потому что забывчивый, а потому что вокруг публика стремная. В третьих, лучшее место для хранения фотопленки — это моя голова.
Он приложил указательный палец к виску.
— Вы можете навещать меня, скажем, раз в неделю. Вите-Пианисту много не нужно: Зубровки бутылочку или две какого-нибудь портвейна Агдам Задуряна. Лесоповал, его еще три топора называют, на худой конец, и спиртяга пойдет и немного закуски. Становлюсь вашими глазами и ушами.
— С чего вдруг такая щедрость? — Костя всё ещё не доверял Вите
— Вы никогда не задумывались,сударь, что все, что вы делаете и что можете сделать в жизни, уже через десять лет, ну или пятьдесят, станет бессмысленным и никому не нужным? Всё, кроме справедливого возмездия.
Он гордо поднял подбородок.
— Ведь я же объяснил вам — хочу справедливого возмездия. Соглашайтесь. Будете знать все последние важные события и сделки. Вот, например, завтра у Лося и нашего Игорька большой диллинг с закупом видеотехники намечается.
— Диллинг это сделка? А если мы и так все знаем? — Костя говорил это уже примирительно, нежели с вызовом.
— Молодой человек, всё знать невозможно. Я никого не хочу обидеть, но когда человеку пятнадцать, то он думает, что знает все. Если ему двадцать два, и он по-прежнему знает все — значит, ему все еще пятнадцать. Даже может четырнадцать.
— Костя, Авигдор, перестаем спорить. По рукам, — я быстро сообразил, что лишние мотивированные глаза нам совсем не помешают. Особенно в свете последних раскрывшихся обстоятельств связанных с пропажей Седого и смертью вдовы капитана дальнего плавания.