– Сережа не надо, ну, пожалуйста, не надо.
А сама уже обнимала меня обеими руками. Ее трусики под моей ладонью были совсем мокрые.
В моей голове сейчас боролся мой разум пожилого человека и озабоченного мальчишки, залитого по уши гормональным взрывом. И все-таки разум, к моему счастью, победил, поцеловав девочку в последний раз, я убрал руку и встал. И практически сразу повернулся к ней спиной, потому, что в этот момент, в моих спортивных трениках было хорошо видно, какую реакцию моего органа вызвали эти поцелуи.
Посидев немного, и не разговаривая друг с другом, мы продолжили уборку. Но потихоньку Аня стала успокаиваться и мы начали вполне мирно разговаривать между собой, избегая, правда упоминаний о произошедшем событии.
Закончив уборку и собрав инструмент, мы вышли в коридор. Но не успели мы пройти половину, как из соседнего класса раздался грохот, звон разбитого стекла и визг девчонок.
Забежав в кабинет, я увидел, что на полу лежит, какая-то девочка, вроде бы из десятого класса, рядом с ней оконная рама и куча битого стекла. В классе кроме нее было еще два или три парня десятиклассника и несколько девочек. Девочки визжали, глядя, как под их лежащей подругой быстро появляется огромное красное пятно.
– Артериальное кровотечение.– Пронеслось в голове.
– А ну, все парни на х.. отсюда!– Гаркнул я своим поставленным офицерским голосом. –Быстро за медсестрой! Аня быстро в учительскую вызывай скорую, сообщи, что у пострадавшей артериальное кровотечение, девочки быстро освободите от стекол мне место, и найдите, что-нибудь мягкое подложить.
А сам в это время, присев на корточки разглядывал пострадавшую. Кровь, по-видимому, поступала из района правой паховой области.
– Блин, хреновые дела.– Пронеслось в голове. Но руки делали свое дело автоматически, подняв платье, я увидел небольшой осколок стекла торчавший из паха, вокруг, которого толчками выбивался ручеек крови. Я удалил стекло и под возмущенный вздох девочек, наблюдавших за моими действиями, быстро снял с пострадавшей трусики, и погрузил кулак в живот в правой подвздошной области, левой рукой, еще больше усилил нажим и кровотечение остановилось. Через несколько минут, в класс вбежала наша медсестра Зинаида Васильевна, молодая девушка, работавшая в нашей школе пару лет. Увидев меня, залитого кровью и держащего кулак в животе пострадавшей, она пролепетала:
– Я жгут принесла.
– Зин, ну какой жгут? У пострадавшей шок от кровопотери, быстро тащи аппарат Рива Роччи, капельницу, если она у тебя есть, иглы и раствор Рингера или солевой раствор на худой конец, адреналин и шприцы.– Зло выкрикнул я.
Как ни странно , но она без звука выскочила в коридор и помчалась за требуемым.
Через пару минут она вернулась, неся с добровольными помощницами, все, что смогла найти.
– Давай садись рядом со мной, и измерь давление, и побыстрее.
– Сережа, давление 90 на 60, пульс 110.
– Уф, ну это еще терпимо.
– Так, что у тебя за капельница?
На мой вопрос Зина достала сверток в красной клеенке, на котором торчала бирка о последней стерилизации.
– Ну, дай мне посмотреть, когда она была простерилизована.
На поднесенной бирке, нанесенная химическим карандашом, красовалась надпись 15 мая 1959 года.
– Вы что тут совсем оборзели, пять лет не стерилизуете инструмент. В ответ Зина дрожащим голосом сообщила:
– Я и не знала, что ее надо стерилизовать.
– Ладно, перемеривай давление.
– Давление упало, сейчас уже 70 на 40.
– Зина давай полкубика адреналина подкожно.
Буквально через пару минут после иньекции, девочка слегка порозовела и стала оглядываться вокруг и реагировать на окружающее.
– Я глядя ей в глаза тихо сказал:
– Все будет хорошо, лежи милая не шевелись, а то мне трудно держать кулак.
Прошло еще минут пятнадцать, давление было стабильным, но мой кулак, все-таки был кулаком пятнадцатилетнего подростка, и я чувствовал, что еще несколько минут и я не смогу пережимать подвздошную артерию с необходимой силой.
И тут на мое счастье в помещение влетели врач и фельдшер скорой. Пока девочку перекладывали на носилки, я все держал кулак, и лишь, когда ее уже подняли для транспортировки, убрал занемевшую руку и мое место занял фельдшер скорой.
Я растирая руку устало вышел в коридор, слегка кружилась голова, но настроение было отличным. И тут на меня налетел вихрь девчонок, да, десятиклассницы были гораздо раскованней в выражении чувств, чем мои сверстницы. Меня обнимали, лили слезы на плечо, называли молодцом. А одна все-таки ухитрилась спросить меня на ухо:
– И когда это ты мальчик успел научился, так ловко снимать с девочек трусики? На что я спокойно ответил:
– Да были случаи.
Тут растолкав, девчонок ко мне пробрались три парня, которых я шуганул из кабинета.
– Ну, ты молоток.– Уважительно произнес самый здоровый и одобрительно хлопнул меня по плечу, от чего я чуть не присел.– Ты так скомандовал, что я даже ничего понять не успел, меня ноги сами вынесли из класса. Двое остальных, засмеявшись, подтвердили:
– Мы даже глазом не моргнули, как были уже у медкабинета. Слушай, а это не ты Сороку от…ил? Ходит тут у нас такая история.
– Ну, было дело парни, чего об этом говорить.
– Смотри-ка, какой скромный, другой бы месяц всем рассказывал, ладно расскажи хоть нам, что там с Машкой, у нее все нормально?
– Тут до меня дошло, что девочка, которой я оказывал помощь, Маша Сидорова наша главная школьная знаменитость. Ее рисунками и картинами, был увешал весь коридор на третьем этаже.
– И я вспомнил; похоронная музыка, венки, мы провожаем в последний путь нашу Машу Сидорову, слезы девочек, скорбные лица, и надрывный плач ее мамы , над гробом. Да у меня в памяти уже был этот субботник, но в тот раз, я вроде бы уныло сгребал прошлогоднюю листву в пришкольном саду, и вместе со всеми таращился на машину скорой помощи, которая подъехала к главному входу. Мы все побежали посмотреть, что происходит и когда мы подошли, то из школьных дверей вынесли носилки закрытые простыней, а за ними с заплаканными лицами шли девочки десятиклассницы.
Вот это да, оказывается я уже переделываю свое прошлое по полной программе, что же будет дальше?
– Слушай, ты, что чувак, задумался? Дак, чо с Машкой?
– У Маши сложная травма, сейчас в больнице ее прооперируют, думаю, что все будет нормально.
– Слушай, как ты так ловко все делал, как будто всю жизнь учился.
– Парни, ну меня же мама медсестра, я у нее в больнице больше времени провожу, чем у себя дома, все ее учебники прочитал. Парни понимающе переглянулись:
– Ясненько, в книжках-то, небось, картинки с голыми бабами разглядывал.
Вдруг они как-то сникли, и через секунду их уже не было. Я обернулся и увидел незабываемую картину, по коридору бежит наш директор Исаак Наумович Розенберг маленький толстый, как всегда у него на лысине рогами торчали очки, скрепленные сзади резинкой, Он подбежал к нам и закричал задыхаясь:
– Что, что тут произошло, кого увезла скорая? Я встал перед ним и доложил:
– Товарищ директор, за время вашего отсутствия, произошло ЧП, Маша Сидорова, залезла по собственной инициативе помыть окно и вместе с оконной рамой упала на пол. При падении она поранилась. Мной, совместно с Зинаидой Васильевной была оказана ей необходимая помощь. Вызвана скорая. Сейчас пострадавшую увезли, я думаю, что ее в настоящее время ее уже оперируют.
Директор схватился за сердце, а затем полез в нагрудный карман и вытащил коробочку валидола и положил таблетку под язык, и начал внимательно разглядывать меня.
– Послушай, твой отец случайно не Андреев Алексей старший лейтенант артиллерии?
– Он уже майор, Исаак Наумович.
– Д-а-а, узнаю Леху, это же надо, сын моего боевого товарища учится в моей школе, и он мне об этом ничего не говорит.
Эх, Сережка, знал бы ты, сколько мы с твоим отцом прошли. А вот на Дальнем востоке, когда мы этих узкоглазых пиз… и он резко замолчал, затем после паузы продолжил: