Я задумался. Осборн ждал от меня какой-то реакции, и я высказал предположение:
– Он делал все это с помощью компьютеров?
– Верно. То, что он проворачивал с бакалейной лавкой, я еще понимаю. Но гораздо чаще Клюг проникал прямо в базовое программное обеспечение и затирал все сведения о себе. Энергокомпания никогда не получала платежей ни чеками, ни как-то иначе просто потому, что, по их мнению, они никогда и ничего Клюгу не продавали. Ни одно правительственное учреждение никогда и ничего о Клюге не знало. Мы проверили все, от почтового ведомства до ЦРУ.
– А что если Клюг – не настоящая фамилия?
– Возможно. Но в ФБР нет его отпечатков пальцев. Рано или поздно мы узнаем, кто он такой, но это ни на йоту не приблизит нас к ответу на вопрос, что произошло – убийство или самоубийство.
Осборн признал, что испытывает определенное давление. Его убеждают закрыть дело, хотя бы ту часть, что касается смерти Клюга, и списать все на самоубийство. Он, однако, в самоубийство не верил. А что касается второй половины истории, всех этих махинаций Клюга, то их расследование никто прекращать пока не собирается.
– Теперь все зависит от этой стрекозы, – сказал Осборн.
– Жди, – фыркнул Хал и пробормотал что-то про азиатов.
– Эта девушка все еще здесь? Кто она такая?
– Какая-то компьютерная звезда из Калифорнийского технологического. Мы связались с ними, сообщили, какие у нас проблемы, и вот кого они нам прислали.
По лицу Осборна нетрудно было понять, что ни на какую помощь с ее стороны он не рассчитывает.
В конце концов мне удалось от них избавиться. Когда они уходили по садовой дорожке, я взглянул в сторону дома Клюга: возле него стоял серебристый «Феррари» Лизы Фу.
Ходить туда мне было совершенно незачем. Я прекрасно это знал, и потому занялся ужином. Когда я готовлю запеканку из тунца по собственному рецепту, она гораздо лучше, чем можно судить по названию. Потом я вышел во двор за овощами для салата. Я срывал помидоры и думал о том, что надо бы охладить бутылку белого вина, и тут мне пришло в голову, что наготовил я вполне достаточно для двоих.
Я никогда не делаю ничего наспех, поэтом я сел и обдумал эту мысль. В конце концов меня убедили ноги: впервые за всю неделю им было тепло. И я отправился к дому Клюга.
Решетки за открытой настежь дверью не оказалось, и мне подумалось, как странно и тревожно выглядит незакрытое, незащищенное жилище. Остановившись на крыльце, я заглянул внутрь и позвал:
– Мисс Фу?
Никто не ответил. В прошлый раз, зайдя в этот дом, я обнаружил мертвого человека…
Лиза Фу сидела на скамеечке от рояля прямо перед консолью компьютера. Она сидела в профиль ко мне, поджав коричневые ноги, я видел ее спину и пальцы, зависшие над клавиатурой. На экране быстро пробегали слова. Она подняла голову и сверкнула зубами в улыбке.
– Кое-кто сообщил мне, что вас зовут Виктор Апфел, – сказала она.
– Да, э-э-э… дверь была открыта…
– Жарко, – пояснила она и оттянула двумя пальцами майку у шеи. – Чем могу быть полезна?
– Да в общем-то… – Сделав шаг в полутьме, я споткнулся обо что-то на полу. Это была плоская коробка вроде тех, в которых доставляют на дом большие порции пиццы. – Я готовил ужин и понял, что там хватит на двоих, и тогда подумал, может быть вы…
Я замолчал растерянно, потому что в этот момент заметил кое-что еще. Вначале мне показалось, что она сидит в шортах; на самом же деле кроме майки и узеньких розовых трусов от купальника на ней ничего не было. Ее, похоже, это совершенно не смущало.
– … Присоединитесь ко мне за ужином?
Ее улыбка стала еще шире.
– С удовольствием, – ответила она, легко вскочив на ноги и пронеслась мимо меня, оставляя за собой слабый запах пота со сладковатым оттенком мыла.
– Я вернусь через минуту.
Я оглядел комнату, но мои мысли все время возвращались к Лизе. Пиццу она, видимо, запивала пепси – на полу валялось множество пустых банок. Пепельницы стояли чистые… Клюг, вероятно, курил, Лиза – нет. Четко обрисовывались при ходьбе мышцы ее икр. На пояснице у нее росли крошечные мягкие волоски, едва заметные в зеленом свете экрана. Я слышал, как журчит вода в раковине, смотрел на желтые странички блокнота, исписанные в манере, которую я не встречал уже много лет, ощущал запах мыла и думал о ее коричневой с легким пушком коже и легкой походке.
В гостиную она вернулась уже в джинсах с обрезанными штанинами, сандалиях и новой майке. На старой значилось «БЭРРОУЗ ОФФИС СИСТЕМЗ». На этой же, чистой и пахнущей свежевыстиранным хлопком, изображались Микки-Маус и замок Белоснежки, причем уши Микки-Мауса вытягивались назад по верхнему склону груди. Я двинулся за Лизой на улицу.
– Как мне нравится ваша кухня! – сказала она.
Раньше я никогда не обращал внимания на обстановку своей кухни. Ее словно перенесли в капсуле времени со страниц «Лайфа» начала пятидесятых годов. В углу стоял старенький покатый холодильник, крышки столов были покрыты желтой плиткой, которую сейчас можно увидеть только в ванных комнатах. На кухне вообще не было ни грамма пластмассы. Вместо посудомоечной машины у меня стояла двойная раковина и проволочная сушилка. Ни электрооткрывателя для банок, ни уплотнителя для мусора, ни микроволновой печи… Самой новой вещью был, пожалуй, смеситель, купленный пятнадцать лет назад. Я умею и люблю работать руками. Люблю чинить.
– Хлеб просто бесподобный! – воскликнула Лиза.
Хлеб я испек сам. Она подобрала остатки подливки хлебной коркой и спросила, можно ли взять добавки.
Насколько я понимаю, подбирать коркой подливку – дурной тон, но меня это ничуть не волновало: я сам всегда так делаю. Впрочем, во всем остальном ее манеры были безупречны. Она умяла три порции моей запеканки, после чего тарелку можно было и не мыть. Создалось впечатление, что она едва сдерживает свой чудовищный аппетит.
Лиза откинулась в кресле, и я подлил вина в ее бокал.
– Вы уверены, что не хотите больше горошка?
– Я лопну. – Она удовлетворенно похлопала себя по животу. – Большое спасибо, мистер Апфел. Я уже лет сто не ела домашней пищи.
– Можете звать меня Виктором.
– Я так люблю американскую кухню.
– А я и не знал, что она существует. Я имею в виду, как китайская или… Вы американка?
Она улыбнулась.
– Я понимаю, что вы хотите сказать, Виктор. Да, гражданство у меня американское, но родилась я не здесь… Извините, я на минуточку. С этими скобками мне приходится чистить зубы, как только поем.
Я пустил воду в раковину и взялся за тарелки. Через некоторое время Лиза присоединилась ко мне, схватила кухонное полотенце и, невзирая на мои протесты, стала вытирать посуду.
– Вы живете здесь один? – спросила она.
– Да. С тех пор, как умерли мои родители.
– Вы были женаты? Если это не мое дело, так и скажите.
– Ничего. Я никогда не был женат.
– Для холостяка вы неплохо справляетесь с хозяйством.
– Большая практика. Можно мне задать вопрос?
– Валяйте.
– Откуда вы? Тайвань?
– У меня способности к языкам. Дома я говорила на «пиджин-америкэн», но, оказавшись здесь, быстро выучилась говорить правильно. Еще я говорю по-французски, правда, довольно паршиво, по-китайски, на четырех-пяти диалектах, но совершенно безграмотно, чуть-чуть по-вьетнамски и знаю тайский ровно настолько, чтобы сказать: «Моя хотеть видеть американский консул, быстро-очень-чертпобери, эй ты!».