Жизнь, которой нет
This is the time
For chasing my desires
What's in my heart is true
And if my dreams set everything on fire
Then I would still belong to you.
I never doubt the feelings that I had
Could bring me through
And every teardrop leaving me
Was leaving me for YOU.*
Бледные, костистые руки поправляли галстук в темном коридоре. Слегка его затягивали, но не сильно. Так, чтобы сидел комфортно и уместно. Черный галстук на белой рубашке. Извечная классика, дабы не думать над стилем, но выглядеть хорошо. В небольшом зеркале отражались лишь напряженные, чуть поджатые губы. Мужчина аккуратно провел рукой по выбритому подбородку, проверяя тот на наличие щетины. Не нашел её, и остался доволен. Равнодушным движением поправил манжету белой рубашки, и отошел прочь от зеркала. Больше нет смысла туда смотреть.
На высоком лбу выступило несколько незаметных капель, но молодой человек тут же их смахнул. Жарко. Темные брови выглядели аккуратнее, чем у большинства женщин, которые их выщипывали и подравнивали, но он, казалось, не прикладывал для этого никаких усилий. Родиться красивым ему просто повезло. Хорошая генетика, совсем не его заслуга.
Мужчина накинул черный, длинный плащ ветровочного типа, и аккуратно убрал под него длинные, прямые, темные волосы. Затем посмотрел на свои ногти, и остался доволен их формой и длиной. Еще рано стричь, хотя удобство собственных пальцев для врача-хирурга очень, очень важно. Пока все в норме.
Руки во тьме казались белыми. Одной из них он взял длинную, зеленую ложку для обуви, и принялся надевать черные ботинки с круглым носом. Присел, быстро их зашнуровал, и встал.
- Райт! – Сзади послышался женский молодой голос. – Тебя ждать сегодня к ужину? Я хотела приготовить рыбу, и... – Она очевидно смущалась, но старалась этого не показывать. Даже несколько лет брака не сделали их с мужем достаточно близкими людьми.
- Думаю да. – Нейтрально, и очень тихо ответил он. – Я собираюсь быть дома в районе восьми вечера. – Губы исказились в чем-то, похожим на улыбку.
- Ну… тогда я буду тебя ждать. – Жена улыбнулась в ответ, и бодро пожала плечами. – У меня на сегодня нет никаких планов.
- Что ж, приятно тебе провести день. – Врач отвернулся к двери, несколько раз провернул ключ в замке, и вышел, бросив, - до вечера.
Ступени мелькали перед глазами темного подъезда, но молодой человек ни разу не оступился. Из окон лился белый, весенний свет, а на душе у доктора не было ни одной, буквально, ни одной мысли. Разве что привычное, тяжелое ощущение бессмысленности. Серости, пустоты. Ощущение, которое не оставляло много лет. Зачем он лечит людей? Конечно, чтоб они жили. А зачем им жить, если однажды все всё равно умрут?
Все умрут, каким бы безупречным профессионалом он не был. Все умрут. В бессмысленной драке. От внезапного рака.
…под колесами грузовика.
Все умрут. И от этой мысли внутри копилась странная злоба. Насколько бессмысленно то, что врач делает сейчас, в долгосрочной перспективе? Через сто, двести лет? Они просто будут глухими камнями на сером кладбище. А потом, еще дальше… полем. С одуванчиками.
Он очень не любил ездить на работу на авто. Любил дышать холодным, апрельским воздухом. Любил прикрывать глаза, вдыхать свежий ветер, и думать о смерти. Иногда. А иногда о кабальных ценах на импортные морепродукты. Нет, он не был жадным, и мог позволить себе есть их хоть каждый день… на завтрак, обед и ужин. Он, скорее, сокрушался из-за рыночной несправедливости, ведь те же лобстеры стоили на порядок дешевле за рубежом. Он вообще сокрушался от любой несправедливости. Разве честно зарабатывать на незнании людей? Нет, но так работал рыночный механизм.
Разве честно, что у всех счастье есть, а у тебя его нет?
Однако, что такое это «счастье», Райт сформулировать не мог. Наверно, это когда билось сердце, а ты его чувствовал. Наверно, когда хотелось улыбаться. Не из вежливости, а искренне. Когда хочется поднять голову к небу, и поблагодарить мир за то, что ты существуешь.
Ему не хотелось благодарить. Мир с ним бессовестно обошелся, хотя он сделал для мира много. Спасал жизни. Заставлял, тем самым, улыбаться других. Неужели он не заслужил своего собственного счастья? Даже если заслужил, он не мог его взять. Не мог до него дотронуться. Пощупать, понюхать, или притянуть к себе. Оно давно растворилось, как эфемерный мираж, ушло в небытие. Осталась пустота. Пустота, и бесполезные размышления о неизбежной смерти, которые только тратили время.