- Кто здесь? – Девушка пыталась сказать это спокойно, но голос дрожал. Выглядеть уверенной сегодня не получится, это точно. Знакомый тембр, слишком. И из-за этого она едва стояла на ногах.
- Ну привет, Хелен. Помниться, из-за тебя, в прошлом, я стал «педофилом». – Такой же ледяной смех, словно нож, резал тишину больничного помещения.
«Педофилом». Потому что называл её тупым подростком, смотрел свысока и ни одно её слово не воспринимал всерьез. Для него юная девушка была неразумным ребенком. И, казалось, даже сейчас она для него таким и оставалась. Идл это чувствовала. А еще чувствовала, как дрожали от нервов свои же пальцы, как на лбу выступал холодный пот.
- Отойдите, я не знаю вас. – Она поджала губы. Сузила глаза, и силой воли попыталась привести себя в чувство. Он ничего не знает. Он думает, что она уже шесть лет гниет на кладбище. Он точно так думает, ведь даже приходил туда.
- Лжешь. – Мужчина ухмыльнулся. На этом слове девушка вздрогнула, телефон выскользнул из рук, и с треском упал на пол. В тот момент снова раздался странный, неадекватный смех. – Так и думал. Скажи… что ты чувствовала, когда твою сестру везли не в больницу, а сразу в морг, м?
Казалось, он был не в себе. Поворачиваться было страшно, но тут Идл почувствовала, как сжались кулаки от импульсивной, внезапной ярости. Он… говорит про её сестру? Он смеет говорить о ней, смеет открывать свой поганый рот, и… смеяться? Беглянка резко развернулась, и уставилась во тьму. На силуэт. В белом халате и с длинными волосами, прямо как из её кошмаров. Но сейчас этому силуэту хотелось дать в нос. Со всей силы. Так, чтобы кровь брызнула на пол, а он закашлялся и упал. И не встал больше.
- Заткнись!!! – Закричала она, хотя чувствовала, как дрожали губы. Как перед глазами все плыло.
- Не заткнусь! – Рявкнул Хоффман. – Стоило тебя не в квартире запереть, а в подвале, тогда точно все было бы нормально.
- Я… я ненавижу тебя. Ненавижу! – Сердце заходилось от злобы и боли. Внезапно девушка, не помня себя от ярости, подскочила и кинулась на мужчину, но тот поймал ее руки в воздухе и развел их в стороны.
- А знаешь, несмотря на всю свою злость, я чертовски рад тебя видеть. – Сквозь тьму чувствовалась надменная, безумная ухмылка. Глаза неадекватно поблескивали в темноте. – Все эти годы я был уверен, что ты умерла. Погибла под колесами грузовика… - Голос стихал, и превращался в шепот. Врач наклонялся над девушкой, настолько сильно, что можно было ощутить его запах. Тепло дыхания. И заметить, как бесконтрольно подрагивал уголок рта.
- Лучше бы ты и дальше так думал. – Со злобой и отчаянием процедила Хел, затем медленно опустила глаза.
- Лучше для кого? – Вновь тихий шепот.
- Пусти меня и иди домой, уже поздно. Возвращайся к семье. Я, так и быть, постараюсь забыть это как очередной страшный сон. Оставим это. – Она судорожно выдохнула, попыталась взять себя в руки и покачала головой. – Я мечтала отомстить тебе. Очень, но ты лечил людей, и спас больше жизней, чем угробил. Можно сказать, ты вышел из воды сухим только благодаря своей профессии и нормальному отношению к ней. Ты сочувствовал своим пациентам и помогал им, издевался ты только надо мной. Справедливости ради стоит сказать, что миру ты больше дал, чем отнял, и я бросила попытки. Так что… не заставляй меня сейчас жалеть об этом. – Кулаки сжимались сами собой. – Не заставляй. Я буду драться. Буду кричать.
- Ха, у тебя удивительно получается улаживать конфликты, вот только я не согласен. – Притворно-мягкая, слегка неадекватная интонация разрезала воздух больничной палаты.
- Что? С чем конкретно? – В голосе девушки вновь проскальзывала дрожь.
- Как долго я не испытывал этого чувства. Уже и забыл, что так бывает…
- Никак не бывает. Пусти меня, или я буду кричать. – Последние слова были сказаны неуверенно и даже грустно.
- Кричи сколько влезет. Ставлю тебя в известность: сегодня ты не выйдешь отсюда. Ты можешь попытаться сделать мне плохо, можешь попытаться сделать что хочешь, будет интересно. Но тогда я тоже буду делать что хочу, и мы посмотрим, сколько ты продержишься.
Темноту заполняло тяжелое, горячее дыхание мужчины. Она чувствовала, насколько холодными были его руки, холодными и сухими. Проще ли было не видеть лица самого большого кошмара в своей жизни? Даже с учетом того, что она на каблуках, Хоффман был больше, чем на голову выше нее. В помещении формировалось странное чувство, причем одно на двоих. Желание. У нее это желание убежать, причем как можно быстрее и дальше, а у него… желание подойти еще ближе, и он совсем не хотел ему противостоять. Тонкие женские руки очень напрягались, но сколько бы она не вырывалась, хотя бы ослабить его хватку выходило не очень: