- Вы перенесли две операции, и мало приходили в сознание между ними. Рад, что вы, наконец, пробудились…
- Я не поняла, у него что, лишние органы есть?! – Закричала Хелен, ударив забинтованными руками о кровать, и тут же вскрикнув. – Какого черта он дарит мне части своего тела?! – Однако, губы дрожали. Намокали ресницы. – И что он мне «дал»?
- Донорство кожи, в основном. – Мужчина вздохнул и опустил глаза. – Вам требовалась пересадка кожи на некоторые участки ног.
- «В основном»? – Голос срывался, становился осипшим. – А не «в основном»?
Врач кивнул на капельницу, к которой была прикреплена масса для переливания крови.
- Он мне еще и кровь сдает? – Слезы капали на одеяло. – Зачем? Почему?
- А почему люди это делают? – Вздох. – Из любви, наверно. Из чувств. – Девушка активно зашевелилась, но мужчина тут же её оборвал. – Не вставайте!! Не думайте, швы разойдутся. Если что-то нужно – просто просите. Доктор Хоффман в порядке, он у себя, в палате четыреста один. Ему нужно отдыхать. И вы отдохните, и выпейте, пожалуйста, лекарства, чтобы не было категоричного иммунного ответа. Лежите, посмотрите телевизор. – Врач кивнул на подвешенный к стене за кронштейн небольшой телевизор. – Придите, для начала, в себя.
Хелен горько усмехнулась, глядя на перемотанные ладони, которыми невозможно держать пульт. В глазах стояли слезы, сглотнуть ком становилось невозможно. К черту телевизор. Ей не до этого.
Что-то мерзко скручивало внутри.
Куда делся?
Она ворочалась с боку на бок. Скрипела зубами, отворачивалась, поджимала под себя бледные больные ноги и жмурилась от дискомфорта. Снаружи слонялись врачи, медсестры, и их тени пробегали меж полом и дверью. Время шло, но никто так и не приходил. Мерзкого маньяка Хоффмана не было, он куда-то подевался, не маячил где-то рядом и не заглядывал. Стоило радоваться, ликовать, правда как-то не радовалось. С каждым часом что-то скручивающее внутри разрасталось, силилось и катализировалось. Куда делся? Донорство приковало его к кровати?!
Злорадствовать тоже не получалось. Даже было как-то больно, неужели хирург правда слег после пожара? «Тебе так плохо, что стоять перестал?!» - хотелось сжать кулаки, но болели ладони. Хел была уверена, что Райта приводит к ней в палату исключительно стояк. А раз его нет, то…
Больше к ней в палату никто не заходил. Смеркалось.
* * *
На утро осмотр опять проводили какие-то незнакомые люди. Озвучивали ей её анализы крови, делали перевязку, меряли температуру и ставили капельницы, зачем-то принося мешки с новой кровью. Кружилась голова, подкатывала тошнота. Напряжение все усиливалось, настолько, что начиналась легкая тахикардия. Его опять нет. Хелен пыталась спросить у медперсонала, но от нее отмахивались, говоря, мол, доктор Хоффман приходит в себя.
То есть все это время он был не в себе? Идл усмехалась этому вопросу, потому что именно так ей и казалось, но горько усмехалась. Как-то печально, все время отводя взгляд в сторону.
Вечерело. Солнце мутнело на закате, голубое небо чуть синело в преддверии ночи. Костыли, что стояли возле кровати, отчаянно соблазняли. «Значит, теоретически, мне можно ходить на них?» - все время спрашивала себя девушка, ворочаясь с боку на бок. Ей просто, одним глазком хотелось посмотреть на своего донора. Посмотреть и сразу уйти, просто чтобы знать, все ли кости у него целы. В норме ли он, даже если формально.
Сердце странно колотилось в груди. Просто одним глазком посмотреть, краем взгляда, и тут же уйти. Сразу. В конце концов, что торчать у его палаты? Непослушно выдернув шнур из вены и отключив капельницу, Хел начала все сильнее ворочаться. Отчаянно ползла ко краю кровати и, вроде как, немного могла терпеть боль. Под обезболивающими, конечно.
Кое-как получилось сесть, но становиться ногами на пол было страшно. В огромных бинтовых «варежках» Идл потянулась к костылю, и он тут же, с оглушительным треском упал на пол, отчего она слегка притихла. Пальцев временно нет, чтобы схватить, ну и как тогда?
Круглыми ладонями девушка стала пытаться подобрать упавший костыль и, в конце концов, смогла его подцепить. Стала обвиваться предплечьями, и, стиснув зубы, тянуться за вторым. Ноющая боль пронзала все тело. Её не беспокоило, что могут разойтись швы. Не беспокоило больше ничего.