Он не знал, нормально ли дарить ей цветы сейчас, ведь Хелен, казалось, отвергала все то, что нравилось обычным женщинам. Вместо уютных кафе она шлялась по барам, вместо медитаций бродила по кладбищу. Ввязывалась в неудобные драки и на полном серьезе была готова скинуть кирпич на одну конкретную голову. Ну что за женщина? Беда, а не женщина. Так ей понравятся цветы или нет? Или стоило купить бутылку пива с сухими кальмарами? Райт грустно усмехнулся. Надо будет – купит кальмаров, без пива. А для начала… цветы. Самые свежие и ароматные, которые он только смог найти после рассвета. Как оказалось, цветочные лавки были раскиданы в этом районе практически повсюду.
По коридорам уже шнырял знакомый медперсонал, с главврачом здоровались, ему улыбались и вежливо кивали. Правда, Хоффману не было до них никакого дела. Цветы и апельсины, да, для одной болеющей девушки лучший выбор.
Когда врач увидел её на кушетке возле палаты, то неловко застыл. Тяжело выдохнул, натянул на лицо осторожную улыбку и медленно подошел. Хелен покосилась на силуэт с темно-красными розами и вздрогнула, вытаращив глаза.
- Привет. – Мужчина чуть прищурился и склонил голову. – Ну вот. Ты волновалась, что я не заглядывал к тебе, и, вот… решил заглянуть. Как ты, милая? Как твоя нога? Рана больше не кровоточила?
- Ты. – Идл сдвинула брови, затем опустила взгляд на цветы. – Нормально.
Осторожная улыбка сползала с лица. Где-то внутри Райт знал, что так будет.
- Я тебе принес тут кое-что. – Доктор медленно приблизился и аккуратно присел рядом. – Не знаю, в общем, любишь ты цветы или нет, но я попробовал взять. И апельсинов… хотя, если хочешь, в следующий раз будут огурцы.
- Симпатичные. – Девушка чуть нахмурилась, вновь недоверчиво косясь на хрупкие бутоны. – Чего пришел?
- Вчера мне показалось, что ты хотела меня видеть, родная. – Он сжал стебли в руках. Симпатичные? Наверно, это лучше, чем могло бы быть.
- Тебе показалось, Райт. – Она подняла зрачки, и врач, казалось, слегка напрягся, когда впервые услышал свое имя на её губах. – Просто любопытно стало, жив ты после пожара... – Странный взгляд вновь прошелся по забинтованному телу, этот бинт виднелся лишь сверху, у ворота халата.
- То есть ты не рада, что я жив? – Хоффман прикрыл глаза. И такое он тоже предполагал, но не думал, что слышать это будет так больно.
Шла к нему на больных ногах целый этаж, падала, вставала. Шла к нему, вряд ли сейчас то, что она говорит – правда.
Идл отстраненно пожала плечами, отвернувшись.
- Хелен, я люблю тебя. – Мужчина тяжело вздохнул, печально глядя на любимую пациентку. – Очень. Давно. Жил только мыслями о тебе, если понадобиться, буду выхаживать тебя на своей крови, на своем мясе. Можно даже подумать, что это судьба, у нас даже… одна группа крови. Один резус-фактор.
- Больной придурок, еще романтизирует это. – Она сжала зубы, затем кулаки. – Шиз. Неадекват. – Голос дрогнул. – Да, я хотела увидеть, жив ли ты. Но зачем ты приволокся ко мне с цветами? Насиловать можно и без цветов, если что, неужели забыл?
- Хел. – Снова вздох. – Я не хочу делать тебе больно больше. Я бы купил… что-нибудь, что могло бы тебе понравиться, только я не знаю, что.
- Заткнись, врач. – Снова дрожь в голосе. – Ты меня никогда не любил, ты любишь себя. Так не любят. Людей, которых любят, их берегут. А что ты делал со мной? Унижал, пинал? Насиловал? На какой срок ты меня наносиловал? Интересно, будь ты в суде, тебе бы дали пожизненное?
- Я буду тебя беречь. – Брови грустно поднимались вверх. – Обещаю. Я осознал свою ошибку.
В коридоре раздался печальный, жуткий смех.
- И именно это ты городишь всякий раз, когда издеваешься на грани абсурда. Ты извиняешься. Посыпаешь голову пеплом. Голову… в пепел засовываешь, хах. Только какой от этого прок? Какой толк от твоих пафосных изречений сейчас? Завтра я уйду в магазин за пивом, а ты будешь таскать меня за это за волосы. А потом снова извиняться. И так… пока я не сдохну по-настоящему. Я знаю тебя как облупленного, дед, врач. Лучше бы не знала, но я знаю, так что заткнись со своими извинениями и иди нахуй. И цветы не забудь. Лживый лицемерный ублюдок. – Голос все еще дрожал, иногда срывался. – Ненавижу тебя.